— Вы собираетесь снова нагрянуть в Обитель со своими «пукалками»?

— Конечно. И допросить с пристрастием всех подряд.

— Они не будут вам отвечать. И не прекратят работу. У них осталось лишь несколько часов, чтобы закончить сбор урожая. Позвольте им сделать это!

Сговорились они все, что ли?! И тем не менее Ивана была права: только она одна еще могла вытянуть правду из Рашель… или из других членов секты, кто знает? Может быть, скорбь и слезы поколебали их твердую волю — так дождь способен размочить глянцевые афиши…

Ньеман расстегнул кобуру и протянул Иване свой «глок»:

— Возьми хотя бы это.

— Вы что — смеетесь?

— Я не отпущу тебя к ним без оружия.

— Вот это-то и будет настоящим объявлением войны.

— По-моему, она уже давно объявлена.

И она схватила Ньемана за руку, умоляюще глядя на него:

— Разрешите мне действовать самой, Ньеман! Не вмешивайтесь, просто доверьтесь моей интуиции!

Смущенный Ньеман отдернул руку: больше всего на свете он опасался не жестокости, а вот этих «телячьих нежностей». Особенно со стороны Иваны. Всякий раз, как эта девушка прикасалась к нему, он боялся, что она разрушит хрупкую преграду, которую он с таким трудом возвел между собой и ею. И докажет ошибочность его действий, которые он так тщательно планировал, оспорит неверные решения, разубедит в том, что он такой крутой тип, презирающий всяческие сантименты.

Пропади она пропадом, эта Ивана! Одно лишь ее ласковое прикосновение напоминало ему все то, чего ему недодала жизнь. Жену, которой у него никогда не было, детей, о которых он напрасно мечтал, любовь, которую так и не сумел принять от кого-то…

— Не выключай телефон. Я тебе позвоню.

— Это невозможно. Слишком опасно.

— Ну, ты меня совсем достала, — бросил он и взглянул на часы. — Ладно, встречаемся здесь же в девятнадцать часов. Постарайся вытянуть побольше информации из этой пичужки — мне кажется, она много чего знает.

— Положитесь на меня.

Лицо девушки на миг тревожно дрогнуло. Все ее чувства читались на нем ясно, как на белом листе бумаги. Прозрачная кожа была чувствительна, словно тонкая мембрана, чутко реагирующая на свет, а еще больше — на тень…

— В любом случае, — добавил комиссар, чтобы успокоить ее, — я прикажу следить за Обителью.