— Практику.

Буркнула в ответ, не поднимая глаз, с некой нездержимой злостью от присутствия этого шаада и его голоса. Такого высокомерного и с издевкой.

Нога ныла, даже не так, она болела. Безумно сильно болело, что глаза начало перчить от поступивших слез. А ещё я испачкалась в грязи, в придаток голод совсем не способствует улучшению моего и так несладкого характера.

Одним словом, этот… Вояка выбрал совсем не то время и место, чтобы вести со мной душевные разговоры. Или опять-таки ткнуть меня в том, что я человек.

— Да что ты говоришь? — искривился язвительно шаад, и прям я чувствовала ядовитую обертку его слов. — А я думал, женихов в грязных канавах ищешь.

— Вас послать, или вы сами дорогу найдёте? — фыркнула я злобно, сжимая пальцы и не вовремя прикусив язык. Какого черта он вообще тут забыл?

— А ты адресок приложи. Раз такая смелая.

— Да вы… — я замолкла на полуслове, синие глаза шаада теряли искры и превращались в синий океан гнева, граничущий с чёрным зрачком. Руки по обе стороны от меня сжали сено с тихим писком сухой травы, что на миг мне причудилось, что так же лопнут мои кости в его руках. Тяжелые кудри отпустились вниз и едва касались моей щеки. Мне было страшно. Очень страшно, поскольку из-под пухлой губы виделся острый клык.

Злость мужчины была необъяснимой. Какое ему дело до меня? И всё-таки проще признать себя виновной, чем потом расхлебывать последствия своей тяги к справедливости. Которой, к слову, и не существовало.

Запихнув гордость и прочие свои не самые совершенные качества на дно своей души, я глубоко вздохнула и после минутного молчания всё-таки нашла в себе мужество медленно выговорить:

— Я виновата, признаю. — отпустив глаза вниз, я ещё сильнее навалилась на тюки сена. Желая отдалиться от шаада, добавила тихонька, чтобы ненароком не навлечь на себя снова гнев мужчины: — Отойдите, пожалуйста.

Избегая его взгляда всеми силами, я лишь через пару минут почувствовала, как незнакомец отошёл.

— Трогай, старик. — раздался сбоку раздраженный мужской голос, я услышала, как в телегу забросили что-то, видимо мои ботинки. И дед, как ни странно, совершенно спокойно согласился:

— В дорогу, так в дорогу.

С тихим скрипом деревянные колёса крутились вдоль закрученной, словно тело огромной змеи, дороги, спускаясь с огромного выступа. Вдали виделось небольшое поселение из домиков, полностью построенных из камня. Оно и понятно, почему село Каменкой кличут.

Вблизи этого воина мне было неуютно, не хотелось даже вставать с сена, чтобы привлечь к себе внимание. Перевернувшись на бок, я прижала колени к груди и, обняв сумку руками, так и лежала, пытаясь усмерить боль в животе от голода и пульсирующую рану в ноге, чьи корни до сих пор отзываются вибрацией в ноге.

— А вы, господин, откуда будете?

Последовало молчание, после которого звучит холодное и отстранённое:

— Издалека…

В дальнейшем старик сдерживается от комментариев или вопросов.