Летом я нечасто смотрел телевизор и редко прислушивался к воркованию радиоприёмника. Баннеры с советской символикой, что встречались по пути к институту и к магазинам быстро примелькались — мой глаз не замечал их уже после второго-третьего просмотра. Но первого сентября я снова прочувствовал, что очутился именно в Советском Союзе. Потому что сегодня, пока мы с Кириллом ехали в трамвае, я с интересом рассматривал шагавших по тротуарам школьников. Они резко выделялись из потока спешивших по улицам Новосоветска людей не только ранцами и зажатыми в руках букетами цветов, но и яркими алыми пятнами пионерских галстуков.

Видел я на форме школяров помладше значки в форме пятиконечной звезды с изображением юного Владимира Ульянова. Сам я нацепил на пиджак значок с профилем уже немолодого Ленина и с аббревиатурой ВЛКСМ. Но я признал: атмосферу СССР в первую очередь создавали именно пионерские галстуки. Я даже вспомнил, пока рассматривал пионеров, как в детстве сам завязывал на галстуке хитрый узел (промаялся с этой проблемой весь вечер). Стоявший рядом со мной в салоне трамвая Кирилл тоже активно вертел головой. Но его интересовали не пионеры с ранцами за спиной — мой младший брат разглядывал загорелые ноги комсомолок.

В окно трамвая я увидел вереницу спешивших к главному корпусу МехМашИна студентов. На большинстве молодых мужчин и женщин увидел схожие наряды: белые рубашки, светлые блузы. Немногие парни щеголяли в пиджаках. Я прекрасно представлял, что мы с братом тоже снимем пиджаки, как только пока ещё по-летнему жгучее солнце поднимется к зениту (облаков на небе я не заметил). Но я ещё вчера объяснил Киру, как важно произвести правильное первое впечатление. Говорил: нужно, чтобы сокурсники (и в первую очередь сокурсницы) увидели в нём не изображающего взрослого человека мальчишку, а молодого солидного мужчину.

Артур Прохоров дожидался нас на том самом месте, где днём стояла пивная бочка. Он курил, поглядывал на проходивших мимо него девиц, то и дело поправлял ворот пиджака и блестящий узел галстука. Как и в прошлый раз, у Артурчика в руках я увидел новенький чёрный кожаный дипломат с блестящими кодовыми замками, купленный в «Берёзке» (с ним Прохоров выглядел не начальником, а иностранным шпионом). Артур поспешил нам навстречу — мы обменялись рукопожатиями. Прохоров с недовольством пробубнил о том, что устал нас ждать: до нашего появления он выкурил три сигареты. И сообщил, что Торопова и Котова «уже там».

Ещё вчера я (сам для себя) предсказал, что появление Лены Котовой, безусловно, внесёт некоторые изменения в сегодняшний день. Но спрогнозировал, что перемены коснутся в основном поведения Кира и Артура. Парни уже по пути к институту подтвердили мои догадки: они завели разговор не о вчерашнем футбольном матче между ЦСКА и московским «Динамо» — обсуждали девчонок. Быть может, прикинул я, поведёт себя иначе и Коля Барсов, лишившийся намеченной жертвы для своих чар. Но на расписание и ход сегодняшних институтских мероприятий смена Жени Рукавичкиной на Лену Котову, в теории, никак не влияла.

Подтверждение чему я увидел, едва только свернули к главному корпусу МехМашИна. Худой черноволосый очкарик доцент (я не вспомнил его имя) с табличкой в руке («ОиНТ-73») переминался с ноги на ногу на том самом месте, где я его впервые увидел и в прошлой жизни. Вокруг доцента уже собралась большая группа первокурсников (примерно пятнадцать человек) — в том числе Котова и Торопова. Наташа Торопова улыбнулась Артурчику. Лена посмотрела на меня, но при этом будто не заметила моего брата. Я и Кир поприветствовали девчонок, а затем и прочих своих сокурсников. Котова едва заметно кивнула в ответ. Мы с Кириллом пожали руки парням.

Артурчик и Кир остановились рядом с Котовой и Тороповой. Прохоров рассказывал Наташе, что произошло в его жизни со дня их предыдущей встречи. Мой брат стоял в шаге от Лены Котовой, но та на его присутствие никак не реагировала. Не смотрела она и в мою сторону: с преувеличенным интересом слушала болтовню Артурчика, будто давно не слышала ничего столь же увлекательного. Я хмыкнул и пробежался взглядом по лицам своих бывших, а теперь уже настоящих одногруппников. Видел их в прошлом месяце на вступительных экзаменах. Но тогда они меня мало интересовали — теперь же я взглянул на них внимательно.

И сразу же отметил: все эти парни и девчонки почти не изменились, но стали совершенно другими. Потому что я смотрел на них теперь с высоты прожитых в прошлой жизни лет. И видел в них не взрослых мужчин и женщин, какими посчитал их при первом знакомстве. Теперь я знакомился с неопытными парнями и девчонками, почти с детьми. Крепкие рукопожатия парней считал не «проверкой на вшивость», а ребячеством. Кокетливые взгляды девчонок меня не привлекали — смешили. Радовало, что и в прошлый, и в этот раз почти все одногруппники видели во мне взрослого «дяденьку». Пусть и не догадывались, что нас разделяли не три прожитых года, а больше пятидесяти трёх лет.

Я снова познакомился и со своим бывшим соседом по общежитию Васей Ковальчуком, пока мы дожидались неподалёку от ступеней института опаздывавших студентов. Вспомнил, что Василий вместе с двумя приятелями приехали из Старого Оскола. Но только он стал «трудовиком» — его друзья тоже успешно сдали экзамены, но предпочли группу «машинистов». Вася улыбался, рассказывая мне о тяготах жизни в чужом городе. Волнистые пряди его (прикрывавших уши) светло-русых волос перекатывались из стороны в сторону, повинуясь прихотям ветра (они выглядели, будто после химической завивки). Парень то и дело шмыгал носом.

У Василия я выяснил, что в мою бывшую комнату пока никто не заселился. Узнал, что горячую воду в общежитии уже «дали». А занимавшая большую часть первого этажа «мужского» корпуса общежития столовая уже функционировала (ещё с начала августа). Ковальчук в красках описал мне её и похвастался, что натырил там «домой» (в комнату общежития) стаканов, вилок и ложек. Я тут же вспомнил, что за «хозяйственность» и прижимистость (иногда походившую на банальную жадность) Артурчик Прохоров за глаза называл нашего соседа «кулацким отродьем» и часто просил меня «раскулачить» соседа на те или иные вещи (в основном, на продукты).

Васины рассказы прервала перекличка. Черноволосый доцент убедился, что группа «ОиНТ-73» собралась в полном составе. Последней влилась в компанию «трудовиков» наша бывшая, а возможно и будущая комсорг Инга Рауде (голубоглазая блондинка, говорившая с лёгким прибалтийским акцентом). Парни тут же оценивающе осмотрели её стройную фигуру. Златовласая и пышнотелая Света Миккоева презрительно хмыкнула. Я вспомнил, что Миккоева приехала из деревни, что находилась неподалёку от Новосоветска. Но вот название той деревеньки в памяти не воскресил. Как не вспомнил и то, где проживала до института Инга Рауде.

Доцент выразительно покашлял — снова привлёк к себе наше внимание. Объявил, что сейчас у нас по расписанию ленинский урок — я тут же вспомнил, что в прошлой жизни у нашей группы его вела симпатичная девица-старшекурсница (из «трудовиков» третьего курса). А после этого урока, сказал доцент, он нас ненадолго задержит для выяснения организационных вопросов — выберем старосту и комсорга, сам себе мысленно пояснил я, и обсудим поездку в колхоз. Вслед за доцентом (избегая по-детски идти парами) группа «ОиНТ-73» плохо организованной толпой вошла в вестибюль института — голоса моих одногруппников там, будто по команде, стихли.

Ленинский урок у нас и теперь провела старшекурсница. Вот только на этот раз она мне симпатичной не показалась. Поэтому я усомнился — та ли это была девчонка, что и в прошлый раз. Внешность той девицы я в памяти не отыскал. И припомнил, что в прошлой жизни после дембеля для меня едва ли не все женщины (старше шестнадцати и младше тридцати пяти) выглядели писаными красавицами. Третьекурсница вдохновенно разъяснила нам руководящую роль Коммунистической партии и Ленинского комсомола в жизни советского общества в целом (и жизни советских студентов в частности). Ответила на наши вопросы о МехМашИне.

В первую очередь первокурсники поинтересовались процессом сдачи сессий. Выяснили, какие экзамены считались сложными, а какие «проходными». Записали в тетради фамилии «самых злых» преподавателей (в этом вопросе с мнением старшекурсницы я не согласился, но в спор не вступил). Парни расспросили о работавших при институте спортивных секциях (секции бокса, как я помнил, в МехМашИне не было). Девчонки прощупали обстановку на предмет «танцевальных вечеров», «выступлений вокально-инструментальных и танцевальных ансамблей» и прочих «концертов» (за два с половиной года учёбы я ни на одном таком мероприятии не побывал).

А после звонка нас снова перехватил черноволосый доцент. Он повёл нашу группу в тесную аудиторию, походившую на школьный класс, где пахло мелом и хлоркой. Рассадил нас попарно за тесные парты (Кир и Артурчик уселись вместе, а я очутился за одним столом с кудрявым Василием Ковальчуком — за спинами у Коли Барсова и у Инги Рауде). Поинтересовался, как понравилось нам первое занятие в институте и выслушал бодрые отзывы студентов. Доцент вынул из кармана очки, надел их и снова вооружился списком. Он провёл повторную перекличку, а я при этом воскресил в памяти подзабытые имена и фамилии одногруппников.

— Первое, что мы с вами сделаем, — заявил доцент, — это выберем старосту группы и комсорга. Вы сами их выберете. Но в целях экономии времени я предложу вам для голосования имена и фамилии студентов, которых в деканате посчитали наиболее подходящими кандидатами на эти должности.

Он поправил очки, пробежался взглядом по лицам студентов, сидевших за первыми партами.

— Выслушайте, так сказать, рекомендации преподавателей, — сказал доцент.

Студенты, кого он осчастливил вниманием, закивали.

Я зевнул, прикрыл рот рукой.