Он держит нож у горла Бонни. Смотрит на Энни, окидывает ее взглядом с ног до головы, раздевает ее глазами. Хочет убедиться, что она его понимает.
— Раздевайся, — говорит он. — Раздевайся, а я посмотрю.
Она колеблется, и он шевелит ножом у горла Бонни.
— Раздевайся.
Энни плачет, но раздевается. Оставляет только лифчик и трусики, последняя попытка сопротивления.
— Все снимай! — рычит он. Дергает ножом.
Энни слушается, продолжая плакать…
Нет, опять не так. Отматываем назад.
Энни слушается и заставляет себя не рыдать. Она старается быть сильной ради дочери. Она снимает лифчик и трусики, не сводя с Бонни глаз. «Смотри на мое лицо, — мысленно приказывает она. — Смотри на мое лицо. Не на это. Не на него».
Теперь он вынимает из принесенной с собой сумки наручники.
— Прикрепи свое запястье наручником к кровати, — распоряжается он. — Побыстрее.
Она делает, как он велит. Когда он слышит щелчок наручников, он лезет в сумку и достает следующие. Эти цепи он надевает на тоненькие ручки и ножки Бонни. Девочка дрожит. Он не обращает внимания на ее рыдание и сует ей в рот кляп. Бонни жалобно смотрит на мать. Этот взгляд умоляет: «Заставь его прекратить!» Энни плачет еще сильнее.
Он по-прежнему очень осторожен. Пока не разрешает себе расслабиться. Подходит к Энни и оставшимся браслетом прикрепляет ее второе запястье к кровати. Затем сковывает лодыжки. Сует в рот кляп.
Ну вот. Теперь можно расслабиться. Его дичь никуда от него не денется. Она не может убежать, значит, не убежит.
«Не убежала», — думаю я.
Теперь он может насладиться моментом.
Он не торопясь подготавливает все в комнате. Передвигает кровать, устанавливает видеокамеру. Есть определенный порядок, которому необходимо следовать, симметрия, которую ни в коем случае нельзя нарушать. Не следует торопиться. Пропустив что-то, можно нарушить красоту всего действия, а действие для него — все. Его воздух и вода.
— Кровать, — говорит Джеймс.
— Ты о чем? — не понимаю я.
Он встает и подходит в спинке кровати. Кровать у Энни королевских размеров. И тяжеленная.
