— Вы знаете, что да, Питер.

— Вы когда-нибудь читали досье? Я имею в виду полностью? Включая заметки о том, как он попал в ваш дом?

— Я читала досье. Все, кроме отчета о результатах баллистической экспертизы, который вы сами и спрятали. А что?

Молчание. Мне кажется, что я слышу, как он улыбается.

— Вы не припомните, там были какие-нибудь следы взлома?

Я чуть не говорю ему, что мне все надоело. Что я хочу знать, где он. Но что-то меня останавливает. Я думаю над его вопросом и вспоминаю, что узнала из досье.

— Признаков взлома не было.

— Правильно. Хотите знать почему?

Я молчу.

Я думаю о Ронни Барнесе, о совпадении дат. Ронни умер девятнадцатого, и Сэндс убил мою семью девятнадцатого.

— По очень основательной причине, Смоуки. У него был ключ. Зачем ломать замок, когда можно открыть дверь и войти? — Он смеется. — Догадайтесь с одного раза, где он взял ключ. — Пауза. — Конечно, я его ему дал, дорогая Смоуки. Я.

Я вижу свою реакцию в глазах Алана и Джеймса. Алан делает шаг назад и настораживается. Меня это не удивляет. Меня лишило дара речи желание убить, это желание затмило мне мозги, заменило кровь в венах.

Мою голову наполняет грохот выстрелов. Глаза жжет. Моя ярость сродни той, что терзала меня, когда Джозеф Сэндс терзал моего Мэтта.

Мой Мэтт и моя Алекса, любовь моей жизни. Шрамы, которые уродуют мое лицо и тело, которые мучают меня и которые едва не изуродовали мою душу. Месяцы ночных кошмаров, пробуждений от собственного крика, океаны слез. Похороны и надгробные камни, запах кладбищенской земли. Беспрерывное курение, отчаяние и доброта незнакомых людей.

Этот монстр по имени Питер Хиллстед оставил за собой сплошные руины. Дон Роулингс. Я. Бонни. Он раскрошил наши надежды, как кусок хлеба, и скормил эти крошки скользким тварям, ползающим в темноте. Он насытился нашей болью подобно вурдалаку.

Он не олицетворяет все зло мира, я понимаю. Но сейчас он для меня — источник зла. Он — мои страдания, крики Мэтта, удивленный взгляд Алексы перед смертью от пули, посланной мной. Он — погибшие ребятишки, которых Дон Роулингс видит во сне, он — смерть моей подруги детства, он — реанимационная палата, где лежит Келли, и он — унылое существование женщины, родившей его.

— Где вы? — шепчу я.

Я опять слышу, как он улыбается.

— Задело, верно? Отлично. — Он делает паузу. — То было ваше последнее испытание, Смоуки. Если вы смогли пережить Сэндса, значит, вы мой Абберлайн. — Голос у него почти ласковый.

Мечтательный.