— О чем ты? — недоумеваю я.

— Ты же, мать твою так, дразнила его. Не могла себе отказать. — Его слова полны яда. — Он преследует нас, а тебе требуется разозлить его побольше. Ты в своем репертуаре. Уверяешь нас, что мы непобедимы, и публике говоришь то же самое. Хотя на самом деле это полное дерьмо. — Он начинает говорить быстрее, слова догоняют друг друга.

Я только и могу, что смотреть на него.

— Что? Ты забыла? Не помнишь, как вылезла на телеэкран, когда мы пытались поймать Джозефа Сэндса? Говорила, какой он жалкий маленький урод, дразнила его, надеялась, что он проглотит наживку? — Он умолкает, глаза горят, голос почти переходит в рычание. — Ну, так он ее проглотил, так ведь? Проглотил и убил твою семью и едва не убил тебя. А теперь этот псих зациклился на идее поступить так же со всеми нами, а ты так ничему и не научилась! Кинан и Шантц мертвы, ты это понимаешь? Неужели Келли должна умереть, чтобы ты поняла? — Он наклоняется ко мне. — Что иногда, когда ты изображаешь из себя крутую, другие умирают? — Он делает паузу, и у меня впечатление, будто натянули резиновую ленту, перед тем как отпустить. Хрупкая тишина перед взрывом. И вот взрыв: — Разве ты не усвоила урок, потеряв мужа и дочь?

У меня отвисает челюсть и возникает страстное желание закатить ему пощечину. Не просто легко ударить по щеке. А заехать изо всей силы и с размаху. Чтобы зубы зашатались и кровь пошла из носа. Мне так хочется это сделать, что я даже ощущаю вкус крови во рту. Две вещи меня останавливают. Первое: выражение стыда в его глазах. Второе: реакция Бонни. Она стоит рядом с Джеймсом и сильно тянет его за руку.

— В чем дело? — спрашивает он.

У него такой вид, будто он в тумане.

Она жестом приказывает ему стать рядом с ней на колени. Я вся дрожу, наблюдая, как он выполняет ее приказ.

Она бьет его по щеке вместо меня, бьет изо всех сил. И хотя ей всего десять лет и она маленькая для своего возраста, звук пощечины звучит в комнате как удар хлыста.

Глаза Джеймса расширяются, рот округляется, он отшатывается и приземляется на пол. Я стою с открытым ртом. Бонни бросает на меня взгляд, кивает и возвращается к Элайне.

Все молчат. Я чувствую, как они огорчены. Джеймс медленно встает, прикладывает руку к щеке, в глазах стыд, боль и удивление.

Я хочу что-нибудь сказать, но тут с одной стороны в комнату врывается дочь Келли, а с другой появляется измученный, потный хирург. Я не знаю, к кому броситься навстречу, Мэрилин решает проблему за меня, она кидается к хирургу:

— Как? Что?!

— Сначала самое главное, — говорит усталый хирург. — Агент Торн жива.

— Слава Богу! — восклицает Элайна.

Мне хочется от облегчения упасть на колени. Но я не позволяю себе этого.

Хирург поднимает руку, прося тишины.

— Пуля прошла в непосредственной близости от сердца. Но не задела его. Слегка побродила и, задев позвоночник, угнездилась в верхней части левого плеча.

При слове «позвоночник» температура в комнате, кажется, понижается на пятьдесят градусов.

— Спинной нерв сам по себе не разорван. Но он немного поврежден. Кроме того, имеет место обильное внутреннее кровотечение.