– Послушай-ка. Во-первых, я не хочу продавать эту картину. Просто не хочу. А во-вторых, в ней нет никакого символизма. Ни на грош. Это реальный эпизод, понимаешь? Обычный факт из жизни. Его родственник попросил присмотреть за грузом. Родственник лошадей разводил и продавал американцам, понимаешь? И называется картина «Каракас-Майами», но это не важно, потому что она не продается.
Матвей внимательно выслушал его и кивнул.
– Понимаю, – сказал он. – Реальный эпизод. Конечно. Все понимаю.
– Ни черта ты не понимаешь.
– Я понимаю, что тебе рот при клиентах открывать нельзя. Понял? Глуши свою выпивку на открытии и молчи. Распугаешь мне всех. Тоже, реалист нашелся. Ты еще скажи, что вот эта девка разноглазая, – он ткнул пальцем в портрет Юльки, – реальный эпизод. Правдоруб хренов.
Сергей устало махнул рукой.
– Сам придумай, что она символизирует. «Каракас-Майами» не продается, с остальным делай что хочешь. – Он взглянул на часы и зевнул. – Слушай, мне ехать пора, а то за рулем засну. Тебя подбросить?
– Что-то жарковато, – проговорил Сергей и отключил печку. Рядом возился Матвей, выковыривая из-под себя ремень безопасности.
– Вроде нормально, прохладно даже, – откликнулся он, но Сергей его едва расслышал. По машине пополз запах гнилой зелени, воды и подтухшей рыбы.
Че отложил в сторону лист с остатками запеченной в углях пираньи и обхватил руками плечи, трясясь в приступе озноба. Неслышно ступая, подошел Макс, протянул кружку с кипятком.
– Боливийцы говорят, что к северо-западу отсюда есть старая миссия, – сказал он. – Вроде бы там до сих пор живут несколько монахов. У них могут быть лекарства…
Команданте покачал головой.
– Хотя бы хинин – уж он-то наверняка есть. У половины товарищей малярия. У остальных – скоро будет, если мы не выберемся из болот.
– Нельзя… отклоняться от цели, – проговорил Че. – Должны дойти. Как можно скорее.
Макс присел рядом, помолчал, глядя на перистые кроны древовидных папоротников, карабкающихся по склону холма.
– Вы считаете меня храбрым человеком? – спросила он. – Хладнокровным?
Че удивленно взглянул на зоолога.
– Я никогда не сомневался в вашей мужественности, – ответил он. – Вы странный человек, и я не очень понимаю, почему вы с нами, но вы, несомненно, смелый человек и хороший товарищ, Макс. Почему вы спрашиваете?
– Потому что мне страшно, Эрнесто. Больше того – я в ужасе. Вы собираетесь разбудить древнее зло. Чем больше я об этом думаю, тем более кошмарными мне видятся последствия. Я не рассказывал вам – человек, которого я считал приемным отцом, культурнейший, великолепно образованный ученый, считал легенды о Чиморте аналогом европейского мифа о Люцифере… Но мир здесь моложе, и то, что в Старом Свете давно превратилось в сказку, у нас может обернуться реальностью! Здесь, в Чако, еще кроются загадки, недоступные рациональному пониманию…
Чем больше он говорил, тем удивленней становилось лицо команданте, еще немного – и он раскатисто расхохотался, вспугнув маленькую ящерку, подобравшуюся к остаткам еды.