— Ты, Эван, такой умный и спокойный, что ж тогда сам не один?

— Если Уизли женится и укатит со своей избранницей на край земли, я не буду напиваться и тоскливо шататься по горам, так что не сравнивай, – фыркнул Смит.

— Я не про Чарли, я про фотографию твою.

Смит вздрогнул, дернул было рукой к карману, но тут же опустил ее.

— Ты о чем? Это не то…

— А что там у тебя, карточка от шоколадной лягушки? У Парацельса рецепты уточняешь? Так что не втирай про спокойствие. Ты тоже к кому‑то прилепился, и он теперь далеко. Может, дальше, чем Питер. Ты не дергайся, Эван, – добавил Слав уже мягче. – Человеку тоже нужна стая, он не может быть один.

— Хогвартс празднует очередное возрождение, директор? – донесся голос из темноты.

Минерва вздрогнула. Все‑таки последний бокал был лишним. Рефлексы, вон, отказывают.

— Добрый вечер, Северус.

Она остановилась: напротив как раз висел большой пейзаж, где Снейп мог поместиться в полный рост.

— Вам не кажется, что школа чем‑то напоминает феникса? – Снейп задумчиво разглядывал волны, разбивающиеся о нарисованные скалы. – Она смеживает веки летом и возрождается осенью. Всегда. Что бы ни случилось…

— Всегда, – кивнула Минерва. – И она всегда будет помнить тех, кто поддержал ее в трудную минуту.

Снейп не ответил. Он смотрел вдаль, и ветер трепал черные пряди.

Снейп–директор… Тот год был хуже ее выпускного – хотя Минерва думала, что хуже не бывает. Может, тогда все выглядело легче и проще, потому что она была ученицей. Теперь она оказалась по другую сторону баррикад, ей нужно было защищать учеников, а с двумя учителями–упиванцами это было нелегко. Почти невозможно.

Когда Снейпа назначили директором, Аврора, нервно смеясь, тихонько спросила, не придет ли Беллатрикс Блэк учить детишек защите от темных искусств. Теперь Минерве казалось, что даже Беллатрикс не была бы хуже, чем Кэрроу.

Они учили детей непростительным заклинаниям.

— Полезное умение, – процедил директор Снейп, когда на первом педсовете коллеги спросили, что он думает об этом. После ответа они отодвинулись еще немного – хотя в тесной учительской и так было мало места, но они все равно смогли сделать еще шаг назад.

Он был словно отделен невидимым барьером от остальных. За обедом учителя теснились у края стола, подальше от центра, где стояло директорское кресло, по бокам которого расположились оба Кэрроу. Они жадно ели, а за ужином еще и пили огневиски, перебрасывались шутками и пересказывали отвратительные подробности своих уроков, а директор мрачно ухмылялся и обводил взглядом притихший Большой зал. Ученики ели молча – за нарушение тишины во время трапезы можно было получить наказание.

Директор Снейп сыпал наказаниями безостановочно. «Я наконец наведу порядок в этой школе», – сообщил он вместо приветственной речи. На переменах и во время самоподготовки, на выходных и после отбоя он кружил хогвартскими коридорами, неслышно появлялся из‑за угла или из‑под гобелена, распахивал двери пустых классов и прохаживался между столами колледжей. По сто раз на дню то там то сям раздавалось: «Дом не должен пострадать от вашей тупости и наглости, мистер… или мисс… Взыскание у мистера Филча. Взыскание у мадам Пинс. Взыскание у Хагрида». Филч ходил именинником, самые дальние и темные углы школы сверкали, все награды были надраены до ослепительного блеска, все записи о наказаниях пронумерованы, подшиты и сложены в хронологическом и алфавитном порядке, а в туалетах лазарета можно было оперировать. Все библиотечные книги были подклеены, переплетены и даже вычищены от пометок дерзких читателей. Что было в Запретном лесу, Минерва не знала, но не удивилась бы, узнав, что наказанные ученики превратили его в английский парк.

Походы в Хогсмид были отменены специальным распоряжением, семь тайных ходов, ведущих туда, были засыпаны и запечатаны демонстративно утром первого учебного дня, что не мешало директору наказывать учеников, если они подходили к бывшим лазам ближе, чем на десять футов, – за попытку самовольно покинуть школу. Впрочем, причина для наказания находилась в любом случае: криво повязанный галстук, вынесенная из библиотеки книга, посторонний предмет в кармане, дерзкое выражение лица.