— Я должен также привести предположение, высказанное Пабло Рибейро, — правда, между прочим, — насчет того, не есть ли надпись криптограмма?
«Возможно, говорил он в начале заседаний комиссии, что арабские буквы, обозначающие иногда в тексте цифры, имеют и здесь цифровой смысл».
Бонзельс усмехнулся.
— Он пользовался куфическим алфавитом грамматики де-Сасси?
— Да, — ответил Морган. — Мы сличали также данный текст с текстами сирийскими и африканским и отметили полное и резкое расхождение.
Русский снова вступил в разговор.
— Позвольте мне высказать некоторое сомнение особого рода. Если вы взглянете на надпись рокандского камня непредубежденными глазами, вы усмотрите возможность того, что она на снимке не вполне адекватна подлиннику. Просто по техническим причинам. Когда фотограф замазывал краской надпись, чтобы ее заснять, он мог недомазать нужных углублений или замазать разные впадины и углубления камня, происшедшие от дождя и вообще от времени. Таким образом и получились эти верхние горизонтальные линии, разорванные на куски, эти параллельные черточки сбоку строк или эти три точки в правом углу надписи. В таком случае, если…
Но профессору Медведеву не пришлось досказать своей мысли.
Внезапно и его мысль и мысли всех присутствующих
были словно ножом разрезаны громким восклицанием.
— Я знаю!..
Кто-то бросил в этот огромный зал, вмещавший в себе столько значительных умов разных стран, одну только эту фразу, но бросил ее так пылко и радостно, так своеобразно и громко, что говоривший ученый смолк, часть публики привстала со своих мест, чтобы разглядеть того, кто так некстати, казалось, нарушил торжественную монотонность заседания.
Король с удивлением поднял голову.
Маститый Бонзельс с шумом повернул свое кресло.
Постепенно всеобщее внимание сконцентрировалось на тщедушной фигурке подростка, стоявшего с шляпой в руке в первом, ряду кресел, занятых учеными.
Влекомый непонятной силой, наш Гарриман проскользнул со своего места вперед к экрану и не сводил с него глаз, блестевших от того внутреннего огня души, который дает импульсы творческому полету фантазии.
— Я знаю… — продолжали шептать его губы.
Первый нарушил молчание король.
— Что вы знаете, мой милый? — произнес он, — как вы сюда попали?
Столь очевидная несуразность создавшегося для Гарримана положения была, однако, для него совершенно не очевидна. Полный охватившего его восторга от только что сделанного открытия, Гарриман не замечал устремленных на него удивленных взглядов и улыбок присутствующих.