Нескрываемый сарказм в его голосе я сочла нужным проигнорировать.

– Проследите, чтобы никто не прикасался к мальчику. Никто, кроме лекарей, но и те обязательно в вашем присутствии. И пусть к нему допускают только отца. Прошу вас.

– Судебные лекари прекрасно осведомлены о правилах обращения с больными, пораженными неизвестной болезнью, – кисло ответил дознаватель. – А ограждать ребенка надо в первую очередь от вас.

Он выразительно покосился на мои руки. На мне были плотные перчатки, на нем – артефакты против ментальной магии и форменный китель. Но даже так мои прикосновения вызывали у него брезгливое отвращение. Я поспешно разжала пальцы.

– Я согласна. Ограждайте его от меня, сколько хотите, но и от других тоже. Пообещайте, что будете следить, чтобы рядом с ним никого не было. Я…

…не доверяла никому. Вот только в нашем положении, когда любой – любой! – мог оказаться менталистом или попасть под его влияние, защита человека, способного засечь вмешательство в разум мальчика, была лучше, чем ее полное отсутствие.

– Вы не в себе, Фаринта, – покачал головой господин дознаватель. Но в его голосе я четко уловила слабую тень сомнения. Он колебался. Он готов был прислушаться. – Надеюсь, вы в состоянии объяснить причину ваших… капризов?

– Я боюсь за него. – Это было самое близкое к правде признание, которое я могла сделать, не выдавая наших с Дарреном секретов. – Боюсь, что на него могут попытаться оказать ментальное воздействие.

– Боитесь ментального воздействия? Вы?

– Да.

Господин дознаватель задумчиво покусал губу.

– Что ж, я сделаю это, – увидев, как на моем лице вспыхнула улыбка, он тут же добавил: – Но не потому, что меня попросили вы. Охранять потенциальную жертву преступления – задача закона, а ваша семья, какой бы безумной она ни была, находится под моей ответственностью. Но, поверьте… – Прищурившись, господин Рикардо пристально посмотрел мне в глаза. Толстые стекла очков сверкнули на солнце. – Я узнаю истинную причину, кроющуюся за вашими словами. И, будьте уверены, Фаринта, если вы замышляете что-то недоброе, я найду способ призвать вас к ответу.

Я кивнула. Если Даррен будет под присмотром, остальное не так уж важно.

Не прощаясь, господин дознаватель круто развернулся на каблуках и поспешил занять место в карете старшего обвинителя, куда лекари только что погрузили Даррена. Лорд Кастанелло держался рядом, конь под ним нетерпеливо гарцевал, готовясь сорваться в галоп. Законники расселись по каретам, заполнив последними раскопанными колбами и коробами зельевара прицепленные к ним телеги. Кавалькада готовилась тронуться в путь.

Ждали лишь сигнала.

– Мы вытащим тебя, Даррен, – прошептала я одновременно мысленно и вслух, надеясь, что мальчик услышит. – Обещаю.

Кучер первой кареты хлестнул поводьями.

Я смотрела вслед удалявшимся каретам, пока они окончательно не скрылись из виду. В душе осталась болезненная, тяжелая пустота. Нервное возбуждение, позволившее мне не поддаваться отчаянию и панике, схлынуло без следа. Без Майло и Даррена я почувствовала себя безумно одинокой, беспомощной и совершенно разбитой. Не было сил ни двигаться, ни думать. Невыплаканные слезы душили.

– Пойдемте в дом, миледи. – К спине робко прикоснулась ладонь Клары. Голос горничной был хриплым от слез.

Я позволила увести себя внутрь. Слуги, включая Густаво, толпились в холле. Женщины плакали, мужчины молчали, нахмурив брови и поджав губы. У всех без исключения кристаллы в браслетах сверкали тревожно-красным. Увидев нас с Кларой, слуги тут же обступили меня, обрушив шквал вопросов.