— Да, последний. Он взял стакан и выпил залпом, словно его мучила жажда.

Вот и еще одна загадка — следовательно, Хэксли не мог всыпать яд в оба стакана. Но он не мог всыпать его и в один из двух оставшихся — ведь тогда отравленный чай мог бы достаться ему самому. Впрочем, он мог знать, в каком именно стакане яд. Но это слишком опасно: стаканы могли переставить, сдвинуть с места. Нет, вряд ли Хэксли пошел бы на такой риск. Да и зачем в этом случае ему вообще было пить свой чай. Никто ведь его не заставлял и не проверял. Нет, тут что-то не то. И потом самое главное: зачем убивать Девидса? Если каждый из четырех теоретиков мог извлечь из смерти Девидса совершенно очевидную, прямую пользу, присвоив себе его решение, то никакой видимой причины, которая могла бы заставить Хэксли пойти на убийство своего старшего теоретика, как будто не было.

С другой стороны, в то время, когда на подносе в гостиной оставались два стакана, не только Хэксли, но и любой из четырех теоретиков мог всыпать яд. Впрочем, Ленгли стоило, видимо, исключить. Ведь он сам сообщил о том, что относил чай Девидсу. Если бы отравителем был Ленгли, он, конечно, умолчал бы об этом. Тем более что его никто не видел.

Нет, и стаканы с чаем не приводили к цели. Оставалось последнее — отрезанный Хэксли кусок пленки. (А в том, что он отрезан, Бэрд теперь почти не сомневался. Эксперт, которому комиссар показал накануне пленку, подтвердил, что ракорд в конце приклеен уже после того, как сделана последняя запись.

Отворилась дверь, и в комнату вошел Сойк. Вид у него был взволнованный.

— Два слова, комиссар, — сказал он, подходя к Бэрду. — Мне только что удалось доказать весьма любопытную штуку. Оказывается, тем путем, которым, по словам Хэксли, шел Девидс, эту задачу решить вообще невозможно.

— Это точно? — сразу заинтересовался Бэрд.

— Как в обычной арифметике дважды два — четыре.

— Выходит, что Девидс просто ошибся? Ему только показалось, что он нашел решение?

— Сомневаюсь, вряд ли Девидс мог так ошибиться. Что-что, а на ошибки у старика был особый нюх.

— Но если так….

— Вы совершенно правы, — подхватил Сойк, как обычно налету улавливая мысль. — Я думаю, что никакого решения вообще не существовало.

— Что ты говоришь, Сойк? — возмутился Сигрен. — Выходит, Хэксли обманул нас?

— Очень может быть.

— Но Хэксли…

— Хэксли, Хэксли. А что Хэксли? Из того, что он вежлив, корректен и даже любит скрипку, вовсе еще не следует, что он не может быть обманщиком.

— Скрипку? — заинтересовался Бэрд, следуя своей обычной системе, требовавшей устанавливать как можно больше связей между событиями. — Откуда вы знаете, что Хэксли любит скрипку?

— Со слов Сигрена. Помнишь, Сигрен, ты же сам говорил об этом позавчера, когда мы вчетвером обсуждали всю эту дурацкую историю.

— Вы действительно говорили об этом, господин Сигрен? — переспросил Бэрд.

— Ты еще говорил, что Хэксли за скрипку все отдаст и что, по его словам, когда он слушает игру таких выдающихся скрипачей, как Боровский, у него даже давление приходит в норму.