Книги

Блюз черных дыр и другие мелодии космоса

22
18
20
22
24
26
28
30

– Водоразделом во всем этом послужило письмо, отправленное Диком Гарвином [в Национальный научный фонд]. Мы тут пропускаем немаленькую часть истории, но пускай уж так и будет. Это произошло в мае 1986-го. “Тройка” существовала уже три года, когда Гарвин написал письмо в ННФ. Может быть, он полагал, что уже уничтожил эту область науки. Мы-то ее воскрешали. Короче говоря, после обращения Гарвина ННФ потребовал дополнительную информацию по проекту. Они позвонили мне, и, думаю, это несколько напрягло людей в Калтехе. Мне единственному из “Тройки” поручили провести дополнительные исследования. А потом ННФ профинансировал промышленное исследование, результаты которого легли в основу “Синей книги”. Я и сейчас не сомневаюсь в правильности такого решения.

Гарвин был очень влиятельным ученым из IBM и одним из тех, кто повторил эксперимент Вебера после злополучного громкого заявления об открытии гравитационных волн, сделанного в 1969 году. Его мнение имело вес, к нему прислушивались в высших эшелонах власти. Он участвовал в принятии решений о прекращении безумного проекта “звездные войны”[29], а также о закрытии потенциально катастрофических промышленных проектов, таких, к примеру, как план 60-х годов по созданию сверхзвуковых самолетов, которые могли бы подниматься в стратосферу, доставляя пассажиров из Нью-Йорка в Калифорнию быстрее, чем это делается на регулярных авиарейсах, – и при этом непоправимо разрушая тонкий атмосферный слой. Фигурально выражаясь, Гарвин уничтожил Вебера. И, разумеется, вовсе не обрадовался, узнав о возобновлении гравитационно-волновых экспериментов, требовавших столь ошеломляющих затрат.

Рай вспоминает:

– В общем, Дик Гарвин думал, что убил этого дракона, а он внезапно, точно Феникс из пепла, возник снова. Но тут получилось вот что: действия Гарвина выявили не только проблемы в нашем научном сотрудничестве, но и тот неоспоримый факт, что уже были разработаны многие принципиально важные для проведения эксперимента технологии. Я нашел специалистов по лазерам, экспертов по прецизионным измерениям, ученых, имевших опыт работ с антенной Вебера. Они были способны проводить самые тонкие измерения. И мы устроили совещание, на котором обсудили все принципиальные аспекты будущего эксперимента. Единственное, чего мы обсудить не смогли, был общий менеджмент проекта.

И я объяснил, в чем состояла главная проблема. Я сказал: “Ничего не выйдет до тех пор, пока вы не согласитесь на то, чтобы проект возглавил кто-то один. От «Тройки» надо избавиться. Так это не работает”. Получилось, что Кип и я, не сговариваясь, использовали это совещание, чтобы рассказать, что проект управляется из рук вон плохо.

Кип говорит с нажимом: “Ноябрьское совещание 1986 года было чрезвычайно важным. мы еще раз убедились в том, что добились больших успехов во всем, кроме управления”. Детальный отчет по итогам совещания лег в основу следующего этапа создания установки. Положительные отзывы убедили Айзексона в том, что можно переходить к подготовке предложения по проектированию и строительству (два предыдущих предложения “Тройки” были отклонены), но при условии, что во главе проекта встанет один руководитель. Все члены комитета по рассмотрению проекта, включая Гарвина, отчет одобрили.

Слово опять предоставляется Раю:

– Ив итоге на сцене появился Робби Фогт, бывший в то время ректором Калтеха. Вам ясно?.. Поначалу-то все шло хорошо. Ненавижу говорить об этом. Но душой кривить не буду. Первое, что я сделал, когда услышал о Робби, это сел на телефон и принялся обзванивать всю страну – и получил о нем только самые хорошие отзывы. Он и впрямь сделал много замечательного. И лишь один знакомый оказался предельно честен со мной, хотя я ему тогда и не поверил. Он сказал – я никогда не забуду этих слов, – он сказал вот что: “Ни ты, ни Рон не останетесь прежними после его прихода”. Я не понял, о чем он. И спросил напрямую: “Так он что, все завалит?” А мой знакомый сказал: “О нет, ни в коем случае. Он заставит проект работать. Он добьется, чтобы проект реализовался. Но ты и Рон уже не будете прежними”.

Глава 11

“Сканк уоркс”

Рохус Э. Фогт был уволен с поста ректора Калтеха, и это, конечно, не самая хорошая рекомендация для будущего руководителя весьма необычного, инновационного, высокотехнологичного грандиозного проекта. Не то чтобы это было важно, просто любопытно: “фогт” – это титул управляющего определенными территориями в Священной Римской империи. Иными словами, “фогт” означает начальник.

Несмотря на свое говорящее имя, Робби характеризует себя так: “Я хорошо известен как человек, который ненавидит любую власть”.

На посту ректора Калтеха он беззаветно служил университету, и при всей нелюбви Робби к слову “решальщик” оно довольно точно определяет суть его тогдашней деятельности. Не исключено, что ярко выраженная преданность Фогта интеллектуальным организациям – это своего рода оборона. Граждан Германии, взрослевших во времена разгула нацизма, часто отличает неприязнь к симптомам авторитаризма или попыткам строить тайные козни. Фогт всегда проявлял политически корректное отношение как к тоталитаризму (ужас и отторжение), так и к конституции и правам человека (восхищение и признание). Таким образом, для Фогта преданность Калифорнийскому технологическому стала своего рода альтернативой национализму.

Когда я встретилась с ним в его университетском кабинете, он начал с того, что сказал: “Вчера было 8-е мая. В 1945-м мне на этот день было 15 лет. Я был военнопленным, и я дал себе клятву никогда больше не позволить никакой дурацкой власти распоряжаться моей судьбой”.

Беседуя с Фогтом, я узнала, что нацисты лишили его тех возможностей, которые сулило ему счастливое детство, проведенное в Южной Германии. После войны он сначала батрачил, а потом устроился рабочим на металлургический комбинат. В конце концов, став студентом, он оказался в более благополучных Соединенных Штатах, где уже превратился в “Робби”. Так назвал Фогта американский солдат, с которым его свела судьба. Американец был военным инспектором, назначенным в немецкий университет следить за тем, чтобы в его стенах не было начато производство ядерного оружия, а инженер-металлург Рохус, в качестве студенческого представителя, оказывал ему содействие. Правда, все это не объясняет, почему Фогта уволили с поста ректора.

В знаменитом проекте “Вояджер” Фогт руководил подготовкой одного из самых важных научных исследований, проводившихся на борту космического аппарата, а именно – исследований космических лучей. В настоящее время два космических аппарата “Вояджер” находятся на расстоянии свыше 15 миллиардов километров от Земли, дальше, чем любые другие когда-либо созданные человеком объекты. Они уже в межзвездной среде, вне области влияния солнечного магнитного щита. Их стальную обшивку шлифуют ветра далеких звезд. Звучит несколько драматично, но по сути это именно так. Фогт активно боролся за то, чтобы распространить задачи миссии на область межзвездного пространства. Но для этого космические аппараты должны были взять с собой большое количество гидразина, необходимого для их ориентации за пределами Солнечной системы, что, естественно, накладывало дополнительные ограничения на вес приборов, требуемых для планетарных исследований. Он объясняет: “Чем дальше мы находимся от Земли, тем меньше поток информации, который мы сможем на нее передавать. Плутониевых генераторов, обеспечивающих мощность, хватит еще на 5-10 лет, а затем все закончится. Нам не будет хватать энергии для передачи сигналов. В течение этих пяти лет мы будем находиться в межзвездном пространстве и измерять спектр галактических космических лучей. Я говорю ‘мы’, но не ‘я’. Они. они уже делают открытия. Это единственное, о чем я сожалею. Начальство лишило меня этого. И мне больно. Но только потому, что очень хотелось увидеть это первым.”

Запущенные в 1977 году беспилотные космические аппараты несут послание к внеземной цивилизации, работа над записью которого курировалась комитетом под председательством Карла Сагана[30]. Одна из наименее серьезных научных задач космической миссии заключалась в следующем: “Вояджерам” отводилась роль чудесной бутылки, подгоняемой межзвездными ветрами и хранящей в себе коллекцию сувениров – на тот случай, если обнаружившее ее некое живое существо проявит интерес к создателям аппаратов. Некоторые земляне возражали против послания, которое в схематическом виде сообщает потенциальным агрессорам информацию о местонахождении нашей планеты. Впрочем, для начала инопланетяне должны будут вообще заметить “Вояджер” – этот крохотный кусок металла в необъятном межзвездном пространстве. Потребуются десятки тысяч лет, прежде чем космический аппарат достигнет границ соседней звездной системы. Обнаружить планету Земля обычными методами галактической разведки (какими бы эти методы ни были) наверняка гораздо проще, чем обнаружить “Вояджер” и только затем, расшифровав его послание, отыскать нас.

С назначением на пост ректора Калтеха Фогт передал другим руководство этим научным проектом. Это случилось еще до того, как “Вояджер” покинул зону влияния магнитного поля Солнца, представлявшего собой помеху для измерения спектра космических лучей. Согласившись уже стать ректором, он размышлял о том (зачем вообще было рассматривать такую возможность?), удастся ли ему вернуться к экспериментам с космическими лучами, если его вдруг уволят с этого поста. В одном из своих ранних интервью Фогт рассуждал: “Если я вернусь, это создаст определенные трудности, так как я долгое время не занимался проектом. Это было бы несправедливо по отношению к моим коллегам. Очевидно, что в таком случае мне стоило бы начать работу в совершенно новой области”. Мервин Гольдбергер, бывший в то время президентом Калтеха, действительно через несколько лет уволил Фогта. Если бы Мервин мог, то есть если бы это было полностью в его власти, он, скорее всего, уволил бы Фогта значительно раньше. Но увольнение ректора требует согласования с Попечительским советом. И хотя Фогт считался неплохим администратором и пользовался уважением членов Попечительского совета, его нередко характеризовали как параноика с трудным характером, что, возможно, было недалеко от истины. Обиды и взаимные упреки омрачали отношения между руководителями учебного заведения, и их сотрудничество прекратилось. Все эти подробности, возможно, не заслуживали бы внимания, если бы не новая должность Фогта, о которой и пойдет речь ниже.

Тогдашнее положение Фогта было незавидным – фактически безработный (хотя и не лишившийся жалования), не имеющий возможности вернуться к своей прежней научной деятельности (“.это было бы несправедливо по отношению к моим коллегам”), оказавшийся в жалком кабинете напротив мужского туалета в подвале физического факультета (без лаборатории и без своей команды), разочарованный (почему коллеги не протестовали в знак солидарности с ним, когда его увольняли?), готовый “начать работу в совершенно новой области”. Но на другой равновеликой чаше весов находились его профессионализм, проницательность и решительность – как раз то, что требовалось для преодоления последствий сознательного развала “Тройки” (к слову сказать, после увольнения Фогта его кабинет оказался этажом ниже кабинета Кипа). И Робби сразу взялся за дело.

Он никогда не хотел эту работу. С поста директора LIGO он также будет уволен. “Вот уже двадцать пять лет я не имею никакого отношения к проекту LIGO”, – сразу говорит мне Фогт, словно предупреждая, что из нашей беседы ничего не получится. Однако же он приглашает меня в свой обширный угловой кабинет в здании, являющемся штаб-квартирой LIGO; кабинет расположен в конце коридора, где трудятся его коллеги, с которыми он не общался вот уже четверть века. Нынешние ученые из коллектива LIGO видели экс-директора лишь издалека и никогда с ним не встречались, поэтому они не скрывают своего недоумения и даже откровенного беспокойства из-за того, что я шествую в знаменитый угловой офис в компании печально известного, важного и грозного Робби Фогта; по-моему, им кажется, что вокруг этого человека клубится тьма, как в детских страшилках про запертые каморки.