По словам водопроводчиков, прежде чем покрасить фанеру, они покрыли ее вощеной бумагой, дабы избежать деформации. Что же касается самой заплаты, она была на уровне щиколоток, так что шансы ее обнаружить практически равнялись нулю. Оказавшись в пристройке, нам со Скинфликом останется только проделать лаз в фанерной перегородке и спокойно пристрелить Карчера и сыновей во сне.
Локано даже разработал план, как нам попасть в пристройку. За пять косых и повышение в статусе паренек, обеспечивавший Карчеров продуктами на неделю, согласился провезти нас в своем пикапе на территорию Фермы. Кстати, вслед за водопроводчиками он подтвердил, что на Ферме нет собак.
Как я подписался на такое дело — впервые исполняя неизвестно чью волю в абсолютно непредсказуемой ситуации, — остается для меня загадкой. Бросая взгляд назад, думаю, то было помрачение рассудка. Или моя память не удержала подробностей.
Я хотел Магдалину и хотел выйти из игры. И то, и другое требовало жертвы. Как же я себя ненавидел! Я отдавал себе отчет в том, что не заслуживал свободы, не говоря уже о Магдалине.
И тем не менее.
А может, я еще не потерял веру в Дэвида Локано — не обо мне он печется, это ясно, но уж своего сынка-то он способен уберечь от опасности. Я не верил, что человек с его опытом отправит нас двоих на бойню.
Одного по крайней мере. Знать бы заранее, чем все обернется.
Я обо всем сказал Магдалине.
Иначе я не мог. Любить меня и не знать, кого она любит... это равносильно тому, как если бы она любила другого человека, к которому я испытывал жгучую ревность. Я постоянно придумывал себе иную жизнь, иное прошлое. Кажется, я бы даже предпочел быть последним бомжем.
Но это все фантазии, а есть реальность. И я выложил все начистоту. Хотя от мысли, что она может уйти, меня всего колотило.
Она не ушла. Рыдая, она заставляла меня снова и снова рассказывать ей о моих жертвах. Какими они были злодеями и насколько вероятно было то, что они еще кого-то убьют. Она словно искала оправдания для своей любви.
Я пообещал: это мое последнее «дело», ну разве что она окажется в серьезной опасности. Я объяснил: ликвидируя Ферму, я оказываю большую услугу Локано и тем самым облегчаю себе выход из игры. Ну а мои действия оправдываются спасенными жизнями.
— А нельзя просто заявить в полицию? — спросила она.
— Нет, — убежденно ответил я, хотя внутренней уверенности у меня не было.
— Тогда чем скорее, тем лучше, — сказала Магдалина.
Она хочет поскорее с этим покончить, чтобы вырвать меня из лап дьявола, а затем найти силы отпустить мне мои грехи. Так я подумал, но ошибся.
— Чтобы не погибли новые девушки, — закончила она свою мысль.
Вот оно, самое постыдное. Не то, что из ложной солидарности с Дэвидом Локано я не позвонил в полицию. Мне даже не пришло в голову, что каждый день промедления означал продолжение ада для заложниц. Спаситель, мать твою!
Единственный положительный итог: если у тебя нет души, рядом должен быть человек, у которого с совестью все в порядке.
— Это должно произойти в четверг, — сказал я. — В этот день Карчерам доставляют продукты.