Мы с Безруком стояли на площадке, придерживая шапки от воздушной струи, шедшей из-под винта вертолета. В открытый люк было видно, как махал рукой мой попутчик. Другой рукой он придерживал нанизанную на проволоку гирлянду деталей. Он летел дальше...
Когда вертолет поднялся в воздух и вода в лужах успокоилась, Безрук сделал шутливый жест рукой:
— Добро пожаловать к нам на Харьягу. Мы тут, можно сказать, на краю света. Дальше ничего нет: тундра и море.
Он кивнул на бескрайнюю равнину всю в блестках болот, теряющуюся за туманным горизонтом. Мы двинулись к дощатым домикам. Кот Бим не спеша, чинно следовал за нами, брезгливо отряхивая лапы, если не попадал точно в наши следы...
По-настоящему Безрук болел в своей жизни два раза. Это он так считает. Один раз — это болел небом: мечтал попасть в космонавты. Вторая «болезнь» подкралась неприметно. На родине у себя под Полтавой увидел он в степи буровую вышку. Ехал мимо, заглянул воды попить. Увидел: ребята в куртках с эмблемой на рукаве, обветренные, веселые. А главное — уверенные в себе. Вот эта уверенность, надежность больше всего покорила: таким многое по плечу. Такой вот, думалось, в жизни не потеряется.
После института Безрука направили в Ухту. (У них с Мамедовым судьба, да и характеры тоже, пожалуй, схожи). Приехал в Ухту. Отсюда его направили в экспедицию в Усинск. Тогда здесь полным ходом бурили скважины под нефть на Возейском месторождении. Поработал немного помощником мастера на буровой, и его взяли в производственный отдел. Если иметь в виду, что для буровиков Усинск — это почти столица —то оно вроде бы и хорошо, а Безрука тянет в тундру, не лежит душа до бумажек, не тот характер. Бывало, сидит по делам на какой-нибудь буровой день-два, вникает в дела, помогает ребятам, а соберется уезжать, они просят:
— Бросай свою контору, айда к нам.
Что-то их привлекало в нем самом, в его характере. Да и самого тянуло в тундру. Тут как-то позвонил начальник участка бурения:
— Володя, просился на буровую? Собирай вещички. Летим на 67-ю. В вертолете поговорим.
На 67-й сняли с работы мастера: распустил бригаду, развел прогулы, выпивки. Назначили Безрука. Ну а дальше было, как в кино: приходит в разваленное хозяйство новый руководитель и наводит порядок. Только в кино это довольно несложно, и всего за один сеанс. А в жизни, да еще на Севере, все значительно труднее.
Они еще не перевелись на Севере, эти северные волки. Этакие лихачи, бегающие из одной экспедиции в другую. Когда надо, они умеют работать и этим собственно и «давят» на начальство. «Не нравится — увольняй. В другом месте с руками возьмут». И мастер терпит и идет у такого на поводу: что поделать, рабочих не хватает. А тот дело-то делает, да воду мутит. Был такой и на 67-й. Начальник участка, когда летели еще в вертолете, предупредил:
— Там есть такой Кулинчик. Ты с ним того, поосторожней. Он — «волк», но дело знает здорово.
Дела на буровой из рук вон плохи. План не выполнялся, заработки снизились. Кулинчик забастовал:
— Это что ж за мастер, — открыто говорил он про Безрука. — По одной фамилии уже судить можно. Что он понимает, конторская крыса?
Безрук без лишних рассуждений сказал ему:
— Ты, Кулинчик, с первым вертолетом улетаешь, я тебя от работы отстраняю.
— Да ты что, — опешил тот. — Я ж профессор бурения. Да без меня...
— На профессора ведь учатся? Научимся и мы. Вон Володю Молокова подучу, хотя он и дизелист.
Были еще два «волка», которые решили: что нам надрываться? План восемьдесят процентов имеем? Нам и на тарифе хорошо. И в самом деле: пить, есть дают. Тепло, светло. Телевизор в красном уголке. В свободное время — рыбалка в двух шагах. Но и этих Безрук отправил с первым вертолетом. Эти были тоже опытными бурильщиками и тут уж пахло партизанщиной. Но пока все это, так сказать, прокручивалось, Безрук собрал ребят:
— Будем работать?