Книги

Белая Россия. Народ без отечества

22
18
20
22
24
26
28
30

Теперь русские рассеялись по Европе. Париж стал столицей Белой России, но вскоре и Берлин, и Прага, и Вена, и балканские города увидели русские массы. Открывались русские заведения и банки, выпускались русские газеты, создавались общества. Русские министры, женщины, аферисты, офицеры наводнили Европу. Европейцам понравился их благородный, чуть потрепанный облик. Всех их принимали за крайних монархистов. С ними стали общаться, но без особой близости. Их жизнь, дела, планы и чаяния остаются до сих пор тайной для европейца.

Глава IX. Мертвые души

При крепостном праве жил в России один успешный авантюрист, воспетый Гоголем. Колеся по стране, он скупал у помещиков их мертвых крепостных. Крепостные эти до конца календарного года официально считались живыми, и посему их регистрировали в документах. Вот эти самые мертвые души авантюрист давал под государственные ссуды. Несложная афера стала сюжетом бессмертного романа. В 1920-м году она превратилось в обыденную реальность.

Из советской России бежали не только министры, офицеры и редакторы газет. Уехали и все русские банкиры и промышленники. Они вывезли с собой за рубеж ценные бумаги своих фирм, какие-то наличные деньги и непоколебимую веру в скорейший крах большевизма. Этой верой они заразили и иностранцев.

Эмиграция промышленников поставила ряд проблем. Их имущество конфисковали большевики, и они в одну ночь обнищали. В то же время все считали, что максимум через год большевики будут свергнуты. Европа не могла остаться в стороне от таких дел. Нефтяные, сахарные, угольные и стальные фабриканты России, живя в Париже, клялись, что только они способны спасти Россию и возродить промышленность. При этом они уже подсчитывали тающие наличные средства, столь нужные для достойного существования.

Европейские нефтяные компании были одними из первых, кто позаботился о будущей приличной жизни своих добрых коллег, потерявших скважины. Нефтяным магнатам из Баку, к примеру, предложили продать уже не принадлежавшие им нефтяные залежи. Магнаты и слышать этого не желали об этой предательстве отечественной промышленности. Европейцы, увидев, что русские не хотят продавать национальную собственность, укрепились в вере в грядущий крах большевиков. Поэтому выросли предлагаемые цены. Прошли месяцы, деньги у русской колонии таяли: ей пришлось повернуться лицом к реальности.

Бакинец, мсье Манташев[16], продал англичанам отобранные у него большевиками нефтяные скважины за миллиард франков. Таким образом, лед тронулся: во всей Европе началась деятельная распродажа русских «мертвых душ», недавно конфискованных. Пошел слух, что в России можно купить все задешево, и очень скоро объявились неожиданные покупатели и продавцы.

Англичане, французы, итальянцы, испанцы и немцы дружно набросились на русскую нефть, железо, сахар. И так как сами эмигранты были абсолютно уверены, что большевики пропадут столь же быстро, как и пришли, то их цены оказались не такими низкими, как можно было бы ожидать. Продавали неохотно, но все: особняки, водопроводы, поместья, даже оставленные у себя дома драгоценности и ценные бумаги. Продавали в убеждении, что большевики не будут хозяйничать вечно. Порой кто-то мучился угрызениями совести, не желая продавать отечественную промышленность. Жадные иностранцы и с этим соглашались. В этих случаях они покупали лишь ту продукцию, которая будет получена после падения большевиков, и за этот уникальный товар давали большие деньги. После того как продавцами выступили люди, у которых в России что-либо оставалось, нашлись и те, у которых там ничего не было: от этого их желание торговать лишь возрастало. Заключались умопомрачительные сделки. Один элегантный авантюрист продал песчаный островок в Каспийском море, не принадлежавший ни ему самому, ни кому-либо другому: в лучшем случае там можно было ловить ящериц. И за это он получил несколько тысяч золотом. Другой же продал проект прокладки уже проложенного большого нефтепровода. Третий вообще умудрился продать половину кавказской горы. Россия — огромная страна, и в Европе понятия не имели о тамошних правилах на собственность. О взаимоотношениях тамошних собственников. У людей были большие средства, которые следовало пустить в оборот: русский бизнес казался лучшим, будучи в действительности мертвым.

Standard Oil, Royal Dutch, Anglo Persian и даже Stinnes проявили повышенную активность, скупив все, им предложенное. Суммы, полученные русскими в зависимости от их ловкости, колебались от нескольких тысяч до миллионов. Вскоре об этой торговле стали складываться легенды. Говорили, что Великий князь Кирилл продал Румынии всю Бессарабию, а правительство Грузии в эмиграции предложило Ватикану влияние на все грузинские храмы. Потом, когда выяснилось, что великий князь Александр[17] и вправду нашел покупателя для крымских дворцов, никто уже не удивлялся.

Бум продолжался несколько месяцев. Основа почти всех сегодняшних достояний эмиграции была заложена именно в те незабвенные дни. Позже, когда стало очевидным, что большевики не собирались уходить, в деле наступил спад. Английские и французские покупатели стали редчать; только несведущие австралийцы или южно-американцы, не подозревавшие о крепнувшем советском строе, выражали готовность купить в Москве какой-нибудь дом. Ряду изворотливых продавцов удалось-таки продать несколько раз одни и те же дома, промыслы и заводы.

Но самый большой удар бизнесу эмигрантов нанесли большевики, устроившие против них настоящую конкурентную борьбу. В Европу стали прибывать торговые представители Советского правительства, предлагавшие антиквариат объектов, которые уже были проданы прежними владельцами. Намерение большевиков продать украденное поначалу поразило Европу. Когда же страсти улеглись, вспомнили о прецедентах, когда уважаемые фирмы торговали с людоедами и работорговцами, несомненно, ужаснее простых воров. Начались осторожные, но успешные встречи с советскими представителями: вскоре добро, купленное у их истинных владельцев было списано, но куплено вновь, теперь надежно, у грабителей. Русский бизнес умер, как тому и полагалось.

В конце концов, финансовый мир Европы последовал опыту европейских правительств, уже давно вступивших в переговоры с большевиками.

Русская эмиграция протестовала, используя поэтические доводы, философские лекции, статьи и коммюнике. Европейцам, которые не слышали протесты, она предсказывала скорую могилу, собственноручно ими вырытую.

Глава Х. Внутренняя борьба

Русская эмиграция была не однородна. Здесь представлены все сословия и народы царской империи. Черкесы и социалисты, украинцы и генералы бежали из страны вместе. Вместе с ними в эмиграцию устремились и все политические партии. В самой России теперь существовало только одно правительство и только одна партия, и заграница стала единственным местом, где различные мнения могли себя выразить. Этой возможностью беженцы воспользовались с первых дней. Вскоре в Париже возникли эмигрантские организации.

Киргизы, осетины, черкесы, украинцы разных тенденций, грузины, евреи и другие, все эти народы не сотрудничали между собой. Чуть ли не каждый народ привез с собой за границу свое правительство. У руля в первом ряду встали старые российские послы солидного возраста из России, затем шли русское правительство из членов Учредительного собрания, правительство Южной России времен Деникина, Крымское правительство периода Врангеля, три разных Сибирских правительства времен Колчака и, наконец, господин Керенский, считавший себя законным представителем добольшевицкой России. Кроме того, за границей разместились украинские правительства Петлюры и Скоропадского. В одном из предместий Парижа базируется правительство Грузии, признанное Лигой Наций как единственно легитимное. Также в Париже пребывают правительства Армении, Азербайджана, кубанских казаков, Дальневосточной Республики и т. д.

Даже интересующийся и благожелательный иностранец не сможет узнать, где находится Белая Россия. Естественно, различные правительства единодушны только в одном, что законным представителем всей России являются именно оно одно. По всем остальным вопросам шел отчаянный спор.

Помимо правительств, здесь еще были политические партии, эмигрировавшие плотными рядами и принявшиеся за лихорадочную деятельность. В Берлине существовал центральный комитет анархистов; в Праге и Париже размещались штабы социал-демократов и социал-революционеров; в Мюнхене и Белграде орудовали монархисты различного толка; в Софии сторонники сильного диктатора искали такового; в Стокгольме свили логово шпионы; в Лондоне осели истинные представители старой России. Но не было ни одного города, где жили бы представители одной-единственной тенденции, и это часто приводило к трагическим последствиям. В отличие от правительств, питавших друг к другу спокойную ненависть, политические партии вели между собой открытую жесткую борьбу. Кроме того, опять же в отличие от правительств, которые старались гурьбой держаться поближе к увезенной казне, партии любили расколы. В итоге постоянно создавались новые и новые партии, такие, как, например, «Крестьянская Россия», «Союз юных русских России» и т. д. Первое время эмигранты пытались учредить в Париже нечто вроде Эмигрантского парламента. Эта попытка закончилась дракой, после чего каждая партия пошла своим путем. Но пути эти постоянно пересекались.

Помимо ненависти к большевикам, эмигранты привезли с собой из России ненависть к ближнему. Это чувство стало себя проявлять.

Первая вспышка такой ненависти проявилась в уже упомянутом убийстве генерала Романовского в стамбульском посольстве. За ним последовала череда террористических актов, о самых громких из которых мы расскажем.