– Не все, но меня совсем без копейки не оставил. Так что, если надо, я отплачу вам за то, что оставите меня. Только прошу, не гоните. Не могу я в том мире. Задыхаюсь я. Я с детства знала, что отличаюсь от других детей. Папенька не говорил ничего, потому что надеялся, что я буду обычной. Но не вышло. Он за год до своей смерти рассказал мне, что мама моя была не такая, как другие женщины, и умела она больше других. Только он верил, что его она приворожила не чарами глаз, а истинной красотой своей. Любил он маму и после смерти ее и вспоминал часто с нежностью. И если она то немалое время была любимой и счастливой, я рада за нее. Очень печально, что я стала причиной ее смерти, но отец всегда говорил мне, что Бог забрал ее, потому что ему она нужнее, чем нам.
– Я думала только в такой глубинке, как наше захолустье, Бога почитают, – сказала Ягарья.
– Отец всегда в Бога верил и мне веру прививал.
– Вот что я тебе скажу, Анастасия Петровна из Челябинска, живи у нас, коль справишься с обязанностями. Семья у нас сплочённая, клоков и ссор не потерплю. Делить нам здесь нечего: все общее, как и работа. Никто не отлынивает. Оттого и живем хорошо, может даже получше, чем люди в Гобиках. Птица у нас не хворает, коровы молоко исправно дают, дождик поливает, когда нужно, а волки, медведи обходят нас стороною – умные звери, ничего не скажешь… Но каждая из нас знает свою работу.
– Я не чураюсь работы, – сказала Настя, – не думайте, что я неженка городская. Да, росла я в доме не в таком, в детстве даже гувернантка была: папенька старался. Но уже после тридцатого года, когда он пошел работать на завод, всю работу по дому взяла на себя я.
Таня, сидевшая рядом, завороженно слушала рассказ Анастасии. Старый рябой кот Васька запрыгнул ей на колени и принялся мурчать. Затем, принюхавшись к ее соседке, с интересом перелез к ней. Настя погладила кота.
– Ты ему нравишься, – заулыбалась Таня.
– Я очень люблю зверей, – ответила Настя.
– Настасья, – строгим голосом сказала Ягарья, – но ты же знаешь еще одно наше условие, не так ли?
Настя остановила взгляд на Павловне, бросив гладить Ваську.
– Ты поняла, о чем я толкую? Никакого замужества. Мы другие. Мы отличаемся от того мира. Твоя мать выбрала его, и чем она поплатилась? Жизнью. Тот мир не принимает нас, и ты это почувствовала, раз приехала к нам из такой дали. Чем ближе мы друг ко другу, тем сильнее мы. Здесь мы учимся, как развить то, что нам дано природой. У кого-то умения схожи, у кого-то, как например, у Маруси, совершенно особенные. И там, за пределами нашего леса, нашего поселения, жизни нам нет. Если ты удумаешь сбежать, как сбежала когда-то Ольга, ты опозоришь нас, потому что мы принимаем тебя. Готова ли ты пойти на это?
Все уставились на Настю, даже девчонки младшие умолкли. Необычные карие ее глаза были не по возрасту серьезными.
– Я одна осталась, – наконец сказала она. – У меня никого нет. У меня есть кое-какие отцовские сбережения, но одной мне их надолго не хватит. Я согласна со всеми вашими условиями. Замуж не пойду, даю слово. Да и у вас тут, поди, и парней-то нет, – она улыбнулась.
– Добро… а сбережения ты свои прибереги, – добавила Павловна. – Коль остаешься с нами, мы тебя прокормим. А там видно будет. Ты лучше скажи, что умеешь делать?
– В каком смысле? Рассказать о моих особенностях?..
– Здесь это не особенности, здесь это норма, – махнула рукой Ягарья. – Я сходу, как только ты зашла, поняла, что глаза у тебя мамкины, и пользоваться ими ты уже научилась. Ты лучше расскажи, картошку копать умеешь?
Все засмеялись.
– Я быстро учусь, – улыбнулась в ответ Настасья.
Ужин был окончен. Ягарья поручила Тане поселить Анастасию в один из домов, но не в тот, где жила сама Павловна.
– А какое особое умение у Маруси? – спросила Настя, когда они с Татьяной готовили ей постель.