Очень красив подъем к Душету. Он все время идет зигзагами. Горы возделаны под злаки и овощи и играют разными оттенками зеленых тонов. Они обнесены плетнями из перевитых прутьев.
А какая, должно быть, радостная и благословенная страна Грузия весной, когда все цветет!
Местечко Душет остается в стороне. Делаем привал на краю дороги под большим платаном.
К четырем часам приехали в Мцхет. Мы уже устали от путешествия. Мне не хочется работать. Сказывается третий день большого напряжения в работе и от пережитых сильных впечатлений. Гостиницы близко не было, а городок лежал в нескольких километрах. Доехав до железнодорожной станции, мы покинули нашего возницу и решили ехать в Тифлис поездом.
Вечером приехали в Тифлис. Окончилось наше дивное путешествие. Прожито три чудесных, прекраснейших дня.
Все, что я нарисовала на Военно-Грузинской дороге, мало передает то величие, которое нас окружало и к которому мы приобщились. Человек и велик, и немощен. Велик, когда он проводил и прорубал дорогу через толщу Кавказского хребта, и как бессилен передать на бумаге все грандиозное величие природы. Горы и пропасти никак не хотели укладываться на листках моего альбома. Сделала я пятьдесят восемь рисунков карандашом. Не все из них меня удовлетворяют.
В Тифлисе мы уже бывали не раз, но всегда проездом, от поезда до поезда. Пробыли в нем два дня. В первый же день отправились к моему товарищу и другу художнику Е.Е. Лансере. Застали его дома, но он очень торопился окончить какой-то заказ перед своим отправлением в экскурсию в Сванетию[115]. Были мы недолго, обещав прийти на следующий день.
Навестили также ученицу Сергея Васильевича, химика, Русудану Николаевну Николадзе. У нее мы познакомились с ее сестрой Тамарой Николаевной и с их матерью, очаровательной старушкой, Ольгой Александровной. У них обедали. Они угощали нас национальными грузинскими кушаньями.
У них уютно и тепло. Под вечер, вместе с сестрами Николадзе, ходили смотреть старые кварталы Тифлиса. Ходили на мост через Куру. Видели бывшую крепость Метех. Потом со второго моста я сделала рисунок старой мечети и домов, висящих над водами Куры.
Вечером были у Лансере. Евгений Евгеньевич показывал свои работы: натюрморты, одно большое декоративное панно и много этюдов Сванетии. Он советовался со мной, устраивать ли ему выставку своих работ в Русском музее в Ленинграде. Я, конечно, советовала, так как выставка, без всякого сомнения, была бы интересна.
Утром целой компанией, во главе с Тамарой Николаевной, отправились бродить по старому Тифлису.
Сначала пошли в ботанический сад по длинному холодному тоннелю. При выходе из него я сделала рисунок. Нагромождение домов с открытыми террасами на высокой скале, у подножия которой, глубоко в ущелье, течет какая-то речонка. Старые кварталы быстро исчезают в Тифлисе. Их уничтожают, расширяя улицы. Сделала еще два рисунка карандашом. Мои провожатые необыкновенно были милы со мной, терпеливо ожидали, пока я рисовала, стараясь мне не мешать, а быть чем-нибудь полезными. Особенно мила, очаровательна была Тамара Николаевна. Она меня обворожила совершенно.
17 июля мы покинули Тифлис, направляясь в Аджаристан. На следующий день приехали в Цихис-Дзири, к Ростовцевым.
За полчаса до нашей станции я стояла у окна и думала: «Ничто не напоминает тропики. Совсем Украина. Кукуруза, пирамидальные тополя, ограда из сухой лозы, спеющая ежевика. И плоская, плоская равнина».
Но вот поезд делает неожиданный поворот, и откуда ни возьмись выскакивают горы. Они с каждым мгновением растут и растут. Потом еще поворот — и поезд совсем близко подбегает к морю и начинает извиваться по узкой полоске между морем и горами. Горы совсем придвигаются к морю и крутыми изломами как бы валятся вниз, на узкий серый пляж. Слышен прибой. Еще два-три изгиба — и поезд останавливается на несколько секунд у маленького домика. Это полустанок Цихис-Дзири (что значит «У подножия крепости»). Дом Ростовцевых стоит на высоком крутом холме, посреди небольшой площадки. Вокруг него магнолии, пальмы, кипарисы. У крыльца две лавровишни. В двух местах, под огромными платанами, — столы и скамейки, а с другой стороны — большая виноградная беседка с обеденным столом.
По склонам холма растут апельсины, мандарины, груши, миндаль. Две большие магнолии сторожат дорожку к дому. Бамбук, как сорная трава, растет везде. Внизу, у лесенки, группа бананов. Их громадные листья, как светло-зеленые паруса, торчат в небе, толкая друг друга. Впоследствии мы постоянно захаживали к ним. У одного из них, под парусом-листом, совершалась зеленая мистерия. Исполнение ее мы тихонько наблюдали, отгибая лист. Под листом выбросило толстый ствол и на конце его огромную шишку, состоящую из туго и плотно облекающих ее лепестков-листьев. Один такой лист-лепесток вдруг отгибается от шишки, и под ним оказывается несколько рядов будущих плодов. Они имеют вид крошечных огурчиков на тонких и коротких стеблях. Эти огурчики тесно прижаты друг к другу и винтообразно расположены на стволе. Через день отгибается другой лист-лепесток, и под ним опять сидят огурчики и т. д. Потом эти лепестки желтеют и опадают, плоды растут и зреют. Таким образом, из ствола с шишкой развивается грандиозная гроздь плодов, винтообразно сидящих на ней. Мы часто хаживали к ней, посмотреть на все это действо, пока какой-то злодей не срезал всю мистерию, не дав ей развиться до конца.
Вечером в тот же день отправились по шоссе к нашим большим друзьям — профессору Григорию Витальевичу Хлопину и его жене, но не дошли. Шоссе вертится, как одурелое, петлит без конца. Вместо одного километра по рельсам, надо по шоссе пройти четыре. Так и не дошли. Повернули обратно, чтобы вернуться до темноты.
На следующий день ходили вниз, на пляж. Море шелковое, бледно-голубое, с муаровыми разводами. Легкий прибой. Серебрится на солнце песок, а камни, темные и большие, облизанные волнами, кажутся мягкими.
Я села делать рисунок.
После обеда ходили к Хлопиным, но уже не по шоссе, а по рельсам, как бы по коридору ярко-зеленой, сине-зеленой чрезвычайно буйной растительности. Справа иногда открывался вид на море, а вдали, на длинном, вынесенном потоками в море узком мысу, — Батум. За ним турецкие горы.