Ребята стояли под аркой, ведущей с улицы внутрь бывшего извозчичьего двора Сент-Жиль. Было позднее утро, во дворе царила оживлённая суматоха, повсюду спешили люди. Многие жители Сент-Жиля трудились на фабриках, занимавших многочисленные задние дворы центральных кварталов и испускавших ядовитые испарения. Остальных кормила улица: здесь они зарабатывали себе на жизнь, здесь же и прожигали её, часами сидя на лестницах и в подъездах и медленно пропивая остатки рассудка. У нищих, обитавших в лачугах внутреннего двора, зачастую не оказывалось денег даже на дешёвый самогон.
Филандер и Темпест знали это место с раннего детства, поэтому мысль о том, чтобы однажды покинуть его, плохо умещалась в их головах. Именно сейчас Филандеру было особенно трудно признаться себе в том, что они являлись частью этого мира. Чем бы Джезебел ни жертвовала для того, чтобы у них когда-нибудь появилась надежда попасть в другой мир, эта жертва была слишком велика.
– Мы будем искать дальше и в конце концов найдём её, – сказала Темпест.
Она провела ночь в каморке у Филандера: тесно прижавшись друг к другу, они лежали, напрягая слух и надеясь наконец-то услышать шаги Джезебел по галерее. Только под утро Филандер ненадолго задремал.
– Давай обратимся в полицию, – предложила Темпест.
– Ну да, конечно, будут они искать пропавшую шлюху.
Всё это время – часы, дни, недели – он бессознательно избегал этого слова. Оно было ему отвратительно, но сейчас настало время произнести его вслух, – бесплодная попытка отпугнуть навязчивую мысль, которая, словно призрак, преследовала его на каждом шагу со вчерашнего дня. Иногда бывает, что ты понимаешь, что значил для тебя тот или иной человек, только потеряв его.
– Мы можем рассказать полиции то, что узнали от глотателя огня, – предложила Темпест.
– И они, конечно, слепо поверят каждому его слову, ведь он такой надёжный свидетель. – Филандер покачал головой. – С её исчезновения ещё не прошло и суток. Ни один полицейский и пальцем не шевельнёт, чтобы начать поиски.
Рано утром Филандер сходил в прачечную, где работала Джезебел, и сообщил хозяину, что она заболела. Однодневное отсутствие ей простят; если очень повезёт, простят и два дня. На третий день на место Джезебел у бельевого катка возьмут другую женщину, а её товарки даже не вспомнят её имя.
– Я придумала, – заявила Темпест. – Нам не обязательно идти в полицейский участок. Здесь ошивается достаточно полицейских, которых мы можем просто расспросить о Джез.
– Но это бессмыс…
– Баундерби, – перебила она его.
Филандер плотно сжал губы и принялся размышлять.
Темпест шутя боднула его в подбородок:
– Скажи: «Темпест, какая превосходная идея!»
– Баундерби – самый ленивый полицейский от Дувра до Эдинбурга. – А может, и дальше, просто Эдинбург был самым северным городом, который пришёл на ум Филандеру.
Сержант Руперт Баундерби, весивший добрых три центнера, с утра до ночи сидел в пабе через три улицы отсюда, принимая прошения окрестных пьяниц и бездельников, которым взбрело в голову пожаловаться на чьё-то плохое обращение. Больше он всё равно ни на что не годился – и меньше всего на то, чтобы патрулировать улицы, ибо толстяк Баундерби передвигался с большим трудом, – начальство держало его на этой необременительной должности ради всеобщего спокойствия. Официально он считался кем-то вроде участкового полицейского, доверенного лица для общения со сбродом Сент-Жиля, однако никто уже давно не принимал его всерьёз – за исключением разве что тех, кто уже пропил последний разум. Так как пристрастие к алкоголю не входило в число его пороков, он коротал время за чтением «Грошовых ужасов», которые предпочитал покупать исключительно у Темпест, питая к девочке слабость.
– Всем известно, – возразил Филандер, – что по вечерам, как только он доползает до другой стороны Оксфорд-стрит, он попросту выкидывает все жалобы, собранные днём.
– Возможно. – Темпест с неугасающим энтузиазмом тянула его за руку. – Но Баундерби