Этот голос звучал не у неё в голове.
Мерси резко повернулась и опрометью бросилась назад. Позже она сама на себя за это разозлится, но ладно, пусть, это состояние было ей привычно. Она бежала прочь от шёпота, холода, от струящихся силуэтов, от теней, пустоты, казавшейся реальнее заплесневевших кирпичных стен. От голоса, который – она в этом не сомневалась – уже где-то слышала.
Оставив лампу на полу каменной галереи, Мерси ухватилась за ступеньку деревянной лестницы, подтянулась и устремилась вверх. Ей казалось, что кто-то пытается схватить её за ноги, и, преодолевая сопротивление, она лезла ловко и проворно, как никогда. Она достигла тёмного подвала, опершись руками в стены шахты, вылезла наружу и захлопнула за собой люк. Спотыкаясь, она ринулась вверх по ступенькам, чуть не полетела через порог, оказавшись в торговом зале, и остановилась, переводя дух, только перед дверью, ведущей на улицу.
Она по-прежнему слышала шелест, так напугавший её внизу, однако теперь это была лишь кровь, шумевшая у неё в ушах. Её пульс захлёбывался, звучал барабанной дробью, при каждом вдохе в груди покалывало, словно она вдыхала толчёный лёд.
Там, в лондонских катакомбах, она испытала нечто, от чего ей не удавалось так просто отмахнуться. Оно занимало её мысли, даже когда лавка Валентина, Сесил-корт и удивлённые взгляды, сопровождавшие её из каждой двери, остались далеко позади.
Глава пятнадцатая
Филандер сидел у единственного стола в их крошечной каморке, уставившись на книгу в собственных руках, и пытался не обращать внимание на упрёки сестры, но это было сложно.
– Ты что, действительно всё забыл? Забыл, как папа тогда ушёл за выпивкой и не вернулся? Как две недели спустя за ним последовала мама, и я осталась одна с тобой на руках в этой богом забытой дыре? Боже милосердный, Филандер, ты что, забыл, о чём мы с тобой
В голосе Джезебел ясно слышался металлический оттенок, появлявшийся только тогда, когда она злилась по-настоящему.
– Сколько ты уже выполняешь поручения для мистера Малахайда? – спросила она. – Восемь месяцев? Девять?
– Почти год, и тебе это хорошо известно.
– Ну, возможно, я ошибаюсь. Кроме того, я наверняка всё перепутала и плохо помню, о чём вы с ним договаривались. Насколько мне известно, он просил тебя доставлять ему книги как можно быстрее. Как можно быстрее, Филандер! Ведь именно за это он щедро тебе платит. А нам позарез нужны эти деньги, чтобы наконец убраться из этого проклятого города: тебе, мне, да, в конце концов, и твоей маленькой подружке тоже!
Голова Филандера дёрнулась вверх, он взглянул прямо в голубые глаза Джезебел:
– Не впутывай в это дело Темпест!
Сестра тихо вздохнула и опустилась на стул напротив него. Джезебел уже исполнилось двадцать три года, она была на пять лет старше Филандера. Сегодня она заколола свои светлые волосы выше обычного и припудрила бледные щёки – всё это для того, чтобы мужчины, которые могли обратить на неё внимание, не пропустили её на улице. Это были не те мужчины, которые здесь, в Сент-Жиле, считались хорошей партией, то есть заводилы из банды Руделькопфа и прочие забияки. Пару лет назад Джезебел была миловидной девушкой, сейчас она могла бы стать ещё более миловидной женщиной, если бы не ожесточение и разочарование, безжалостно старившие её с каждым годом. Филандер подозревал, что в этом есть и его вина, и каждый раз, когда он признавался себе в этом, на него накатывала волна теплоты к старшей сестре: он любил её гораздо больше, чем она предполагала.
Даже сейчас, когда её мысли опять занимали одни только деньги, которых они лишатся, если окажется, что Филандер дал маху с этим Малахайдом. Ведь Филандер нарушил правило, на котором неукоснительно настаивал Малахайд.
– Да он небось ничего и не узнает, – спокойно ответил Филандер в попытке предотвратить надвигающуюся ссору, потому что речь вдруг зашла о Темпест. При этом нельзя было сказать, что Джезебел не любила Темпест. Она попросту не хотела включать её в свои мечты о том, как они с Филандером наконец уберутся из Лондона и переедут в деревню.
«В деревню» в устах Джезебел звучало при этом как конкретная точка на карте, как если бы она собиралась сесть на вечерний поезд до Бирмингема, хотя они понятия не имели, куда именно поедут и что им следует предпринять, чтобы добраться туда. «В деревню» означало «прочь из Лондона, прочь из грязных трущоб, прочь от жестокой бедности». Однако их скудных сбережений пока не хватало на осуществление этой мечты. В этом Джезебел была права: они отчаянно нуждались в деньгах, которые Филандеру платил Малахайд. И для того, чтобы прожить в Лондоне, и для того, чтобы в один прекрасный день уехать отсюда прочь.
Хотя вообще-то Филандер никуда не собирался ехать без Темпест. И Джезебел прекрасно это понимала.
– Ты должен был забрать книгу у Птолеми и отнести Малахайду. – Джезебел поставила локти на стол и устало потёрла ладонями лицо. – В этом нет ничего сложного, не правда ли? Мне, во всяком случае, так кажется.