После посещения монетного двора у Иессея появилось ощущение царящей в Авалоне идиллии, и в течение трёх дней оно только крепло. Пару раз ему в голову закрадывалась мысль о том, что у местного благополучия может быть обратная сторона, но город, в котором «жили и давали жить другим», легко заглушал эту мысль. Иессей крайне плохо понимал саркастические замечания своих, как он их прозвал, ночных спутников, и не придавал им значения: «Техно-утопизм, это так уныло.», «коммунистический Диснейленд на постамериканском пространстве.», «Какое изящное и, главное, безболезненное применение идеологического тоталитаризма, диктаторы двадцатого века на их фоне просто дети малые…», «завернуть репрессии в настолько бархатную обёртку ещё суметь нужно!». В конечном счёте наибольшим поводом для беспокойства оказался вопрос того неприятного голоса из снов: «Что может быть важного в употреблении алкоголя вместе с химерой?». Этот вопрос успел смутить юношу ещё во сне, и он попытался убедить себя, что наиболее важным в минувшем вечере было объявление Аби о начале его, Иессея, обучения со следующего утра. Да, важным было именно это, а не что-то другое, только это. Иессей в любом случае намеревался сосредоточиться на действительно важном, на обучении, а также хотел проявить себя с лучшей стороны и оправдать оказанное доверие.

Сейчас же Иессей поднимался по высеченным в скале ступеням ко входу в духовную семинарию. Можно было добраться и с помощью пространственной бреши, упрощённого подобия доступных только сильнейшим существами разрывов пространства. Аби объясняла, что даже сильнейшие, такие как прародители рас или стихийные владыки-порождения (которых обычно называют стихийными бедствиями), имеют множество ограничений для создания разрывов пространства, а сложные в производстве стационарные пространственные бреши, это очень упрощённое подобие разрывов для мгновенных перемещений на малые расстояния, после использования каждого из которых следует делать небольшой перерыв. Называть «малыми» расстояния в несколько дневных переходов у Иессея язык не поворачивался, но, раз так сказала Аби, то это действительно немного. В любом случае жителям Авалона, к коим теперь причислялся Иессей, был открыт свободный доступ к городской сети пространственных брешей, и подниматься на своих двоих по крутой извивающейся лестнице длиной в семь тысяч ступеней его никто не заставлял. Вечером парнишке помог уснуть распитый в компании якшини кувшин медовухи, но, когда Иессей проснулся среди ночи с осознанием того, что совсем скоро станет послушником духовной семинарии, хмель уже выветрился и более сомкнуть глаз ему не позволило подкатившее волнение. Один из двенадцати имевшихся у него на данный момент артефактов, браслет духовной семинарии при наведении духовного взора (которому Абигайль обучила Иессея в первый же день «чтобы потратить меньше времени на чисто людские уроки») показывал нечто весьма неразборчивое, хоть юноша и почувствовал, что может определить внутри отсчёт времени, то есть часы. Не солнечные часы, не свечные, а измеряющие время цифрами.

Часы показали Иессею, что времени до начала занятий у него ещё уйма, и он решил потратить это время на то, чтобы добраться до входа в семинарию по-настоящему. Без магии. Самостоятельно.

Подъём был утомителен даже для привыкшего к долгим многодневным переходам и тяжёлому физическому труду взрослого парня. Он несколько раз останавливался на выбитых в скалистой породе смотровых площадках для отдыха и уничтожения предусмотрительно взятых запасов провизии. Под конец время начало поджимать, и ему пришлось ускориться, чтобы добраться до места к назначенному часу. И тем не менее Иессей ни разу не пожалел о том, что решился на это паломничество. Невыразимое чувство свершённого таинства подкреплялось открывающимися на город и долину видами, ощущением свежести рассветных лучей и тяжести проплывающих мимо облаков. Как минимум от волнения Иессей избавился.

Окончив восхождение, Иессей, усталый, но довольный, смахнул с бровей выступивший пот и приветственно помахал Абигайль.

Якшини ожидала прибытие подопечного из пространственной бреши, и потому изрядно удивилась:

— Иессей, а ты выносливый, как для человека. Или фраза «семь тысяч», сказанная в одном предложении со словом «ступени», тебя не смутила? Ты точно счёту обучен?

— Конечно, обучен, Аби! — Иессей вспомнил, что якшини просила его на учёбе обращаться к ней чуть более формально, и сразу исправился. — Я знал, что это много, но оно того стоило!

— Стоило, да? Это восхождение любит использовать в качестве наказания Эрекшигаль, но на тебя такое наказание, кажется, не подействует. Хотя видок у тебя тот ещё…

— Ой, я об этом совсем не подумал! — Всполошился Иессей, ведь пот был не только на его бровях. Да он же весь в поту! Нужно было срочно что-то предпринять, потому что являться в таком виде на первое же занятие…

Прохладный ветер окутал Иессея, он заполз под одежду, остужая его разгорячённое тело, не пропуская ни сантиметра, ни волоска, он превратил каждую капельку пота в белёсое дуновение. Всего несколько мгновений, и юноша оказался совершенно сухим, а также взбодрился и избавился от накопившейся за время восхождения усталости.

На удивлённый взгляд Иессея Аби ответила вполне буднично:

— Немного запаха могло остаться, до полного контроля мне ещё далеко. Ну что, готов стать послушником духовной семинарии?