– Боюсь, это не для меня. Не идёт мне ваша форма. Щуплый я в ней. Некрасивый. Но за предложение спасибо, правда.
Адресат посмотрел на меня с недоверием, даже хмуро, но тут же раскатисто засмеялся, несколько раз громко треснув рукой по дубовому столу.
– Ай да молодец. Могёшь! Люблю таких юморных. Как хоть тебя зовут, Петросян?
– Антон.
– А меня – полковник Баракин. Не путать с Барановым, это бывший наш начальник участка, пусть земля ему будет Винни-пухом. Порешали его братцы-триадцы, но, в общем-то, за дело, тут уж не прикопаешься… Смешной ты, Антон. Нормальную карьеру мог бы здесь сколотить. Ну бог с тобой, подставляй глазёнку. Только доешь сначала!
К метро я возвращался с каким-то неведомым мне прежде чувством вселенского замешательства. Багрово-рыжие облака, висящие над зимней Москвой как минимум неделю, а как максимум целую вечность, обволокли не только душное столичное небо, но и мой уставший от ежеминутных психоделических сражений разум. После посещения полицейского острога я уже совсем не понимал, что сон, а что явь, что правда, а что вымысел, что желаемое, а что действительное. По прогнозам синоптиков, духота должна была вот-вот уступить место дождю – промозглому и унылому, какой бывает только в Москве в разгар климатического кризиса. Не тот милый дождик, что обновляет мысли и освежает сознание, а тот, чей бесконечный монотонный ритм вгоняет в беспросветную тоску, будто заколачивая гвозди в крышку твоего последнего приюта. В общем, на душе моей было странно, непонятно и неуютно. Захотелось сесть на первую попавшуюся лавочку, достать последнюю никотиновую капсулу, выдохнуть всё накатившее на меня отчаяние и отчётливо произнести: «Достало».
Так я и собирался сделать, но машинально перевёл взгляд на индикатор времени и понял, что снова перешёл в режим цейтнота: чаепитие с полковником Баракиным (странно, что за всё это время я так нигде и не увидел его полного имени, даже в том длиннющем Коридоре Былой Славы; неужто он так и звался – Полковник?) съело драгоценные минуты, и теперь мне следовало неустанно двигаться вперёд, иначе о сегодняшнем окладе можно было благополучно забыть. Этого я допустить никак не мог: без з/п не потянул бы аренду однушки. Оплату я переводил угрюмому и неприятному контрактнику, прошедшему несколько горячих конфликтов, которые периодически вспыхивали на европейских рубежах РНКР после окончания Великой Антизападной. Он методично пробухивал полученные деньги в том же дворе, где располагалась жилплощадь, доставшаяся ему за боевые заслуги. Отдать арендную плату я должен был ещё две недели назад, но этому помешала простуда, которая свалила бы меня с ног и отбила все лёгкие, если б я не спустил треть накоплений на дорогущие немецкие лекарства, продаваемые из-под полы на теневой стороне интернета. Контрактник грозился выбросить меня на улицу, мычал и даже порывался ударить, но мне удалось убедить этого тупорылого неудачника уйти до конца месяца в кратковременную завязку и чуть позже продолжить гробить свой загнивающий организм с удвоенной силой.
Вспомнив всё это, я глубоко выдохнул, выпалил быстрое короткое «бля» и ускорил шаг. Да, пожалуй, такого тяжёлого дня мне ещё не выпадало, но времени на детальное осмысление сего печального факта попросту не было: на горизонте маячила лишь середина моего пути – станция метро «Комсомольская» и неведомый адресат № 6.
6.0
«Комсомольская»
Просторный помпезный зал кольцевой «Комсомольской» с богатой резной лепниной на грязно-жёлтых сводах ещё больше усиливал контраст между некогда великой империей и сегодняшним сырьевым придатком китайского исполина. Из школьного курса я помнил, что станцию построили в середине прошлого века, в послевоенное время – это подтверждали и фрески на стенах, запечатлевшие безусловный триумф советского народа в великой борьбе с немецким захватчиком. Мемориальная табличка с патриотичным копирайтом от товарища Сталина напоминала: «Война, которую вы ведёте, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!..» Вот уже больше ста лет последний покоился в удобном зиккурате в самом центре нашей горячо любимой Родины, невзирая на кардинальные смены политических ветров и общественных режимов. Такое положение вещей говорило о многом. О том, например, что насильственно убиенный устроитель кровавого революционного террора, лежащий в сакральном сооружении древних шумеров, ничего хорошего этой стране принести уж точно не может. Но такие мысли посещали, похоже, только меня. Ах нет, была когда-то в биографии кодеиновцев провальная спецоперация «Ленин-гриль», в рамках которой эксы собирались взломать систему вентиляции мавзолея и тем самым нарушить микробаланс пространства, буквально поджарив мумию потоками горячего воздуха (отсюда и название операции). Но идея провалилась ещё на этапе подготовки: силовики вычислили готовящийся теракт, идентифицировали мятежников, и больше о них никто никогда не слышал.
Судя по навигатору, мой следующий адресат находился совсем близко к метро, в примыкающем к площади трёх вокзалов доме, что не могло не радовать: от всех этих забегов по станциям и бесконечных подъёмов по эскалаторам ноги (а в особенности икры) гудели так, что впору было копить на биометаллические протезы. Не секрет, что в том же Китае, несоизмеримо более богатом и технологичном, все курьеры уже давно представляют из себя синтез человеческой плоти и износостойкого железа – что ж, учитывая особенности нашей профессии, это вполне разумно.
Поднявшись с оживлённой платформы по череде убитых ступенек, я тут же попал в бесконечную пробку, тянущуюся огромной чёрно-серой змеёй до эскалатора: казалось, очередь здесь всегда, с тех самых пор, как была открыта станция.
Кто бы что ни говорил, работа курьера – одна из самых сложных на свете: нужно обладать выносливостью не только тела, но и ума, иначе рискуешь окончательно потерять рассудок в гонке по переполненным катакомбам и в утомительном топтании вот в таких подземных пробках рядом с нервными и раздражёнными согражданами, недовольными своим местом в неприветливом мире.
Чем ещё заняться людям в пробке? Ну разумеется, пялиться в росфон. А ведь они имеют не самый, мягко выражаясь, высокий уровень достатка, и их устройства в основном не содержат эдблокеров. Это означает, что около 50 % экрана занимает государственный и коммерческий контент: бесконечный плейлист рекламных роликов, транслирующих новые товары китайских брендов и старую пропаганду, прославляющую нашу великую державу вкупе с её большим азиатским партнёром и поносящую всю остальную планету. 24 часа в сутки. 7 дней в неделю. С включённым по умолчанию звуком. Хочешь потреблять рекламу в режиме
Я не исключение. Просто мой нынешний (с сегодняшнего дня – бывший) работодатель предоставляет бесплатный корпоративный эдблокер. Ну как бесплатный – его стоимость вычитается из моей зарплаты вместе с огромными (73 %) налогами. Как бы то ни было, эта штука, созданная самой корпорацией, жизненно необходима любому курьеру. Представьте нашего брата, которому предстоит развезти около дюжины заказов всего за одну рабочую смену: его умственная концентрация должна быть предельно высока, а движения – быстры и отрывисты. Возможно ли это при беспрерывном потреблении адаптированной под отечественный рынок китайской рекламы и адаптированной под китайский курс отечественной пропаганды? Нет. Совсем скоро ты превратишься в социальный овощ, немое стадное животное, лишённое силы, воли и силы воли. Только и сможешь, что безвольным кивком подтверждать очередную покупку и хавать новую «утку» в конце очередного псевдопозитивного и псевдопатриотичного видео. Печальная картина. Но именно так живёт наше общество цифрового потребления: партия и бренд синтезируют контент, контент провоцирует клик, клик редуцирует мозг. А в центре порочного круга возвышается Господин КриптоЮань и наблюдает за этой ментальной гомосексуальной оргией подобно строгому тюремному надзирателю. Такой вот вечный электрический стул для твоего разума, подсевшего на дешёвую
Выйдя из заточения, я обогнул покосившееся здание Ярославского вокзала, прошёл небольшую парковку, уставленную дешёвыми развалюхами, мимо кучки затевающих полуденную драку алкашей и вскоре завернул в нужный мне дворик.
Чуть было не поскользнувшись на чьих-то экскрементах, я поднял глаза и увидел двух славянских парней, сидящих на заборе, ограждающем пышный январский палисад от кривой разбитой дороги. Они смотрели на меня косо, с явным неодобрением. Один – в военной хаки-футболке и пристёгнутом к ней капюшоне – буркнул что-то своему неприметному приятелю, и они заржали, как на концерте пятничного ха-ха (на враждебном Западе такие концерты называют противным и чуждым русскому уху словом
Адресат не брал трубку домофона достаточно долго и подтвердил мою личность системе, лишь когда я было засомневался в верности адреса. Тяжёлая дверь бесшумно приоткрылась, впустив меня во вполне приличный, видимо, недавно отремонтированный подъезд. Миновав несколько высоких ступеней, я добрался до лифта, кабина которого оказалась ожидаемо скучной (особенно по сравнению со своим остроумным собратом из полицейского участка) – настолько, что весь путь до шестого этажа я ехал в абсолютно безмысленной задумчивости, из которой вышел только перед дверью адресата, буквально почувствовав кожей грубый мужской голос с явным экзотическим акцентом.
– Чэво тэбэ?