– Влюблён, так терпи, коли женился. Что же ты, брат, так кидаешься из стороны в сторону – сказал адвокат, морщась.

– Терпеть?! Клим Иванович, друг дорогой, да как ты можешь такое мне предлагать?! Ни за что! Я. Хочу. Развод, – твёрдо произнёс директор гимназии, останавливаясь перед креслом хозяина кабинета. В серых навыкате глазах таилась сила и страсть.

– Ну что такое произошло, что ты так решительно настроен? – спросил адвокат.

Господин Колбинская опять начал мерить кабинет нервными шагами. Хозяин кабинета с тоской смотрел на него. Клим Иванович всех клиентов называл друзьями – так легче расположить их к себе. На самом деле друзей у него никогда не было. Его лучшим другом был гонорар. И точка.

– Она мне изменила! Тварь! Змея подколодная! Да с кем? С этим ничтожеством.

У господина Цветкова начинала болеть голова – он не поспевал следить за перемещениями друга-рогоносца по кабинету. Вчера он недурно посидел в ресторации с подзащитным – отмечали победу в суде. Впрочем, сейчас он сожалел о вчерашнем чрезмерном возлиянии. Сильно сожалел.

– Да, Бог мой! Прости ты её, и живите дальше.

– Ни в коем случае! Больше того. Я хочу, чтобы она страдала, – сказал господин Колбинский, и его лицо озарила странная улыбка. Скорее, ухмылка. Хищный оскал.

Климу Ивановичу стало немного не по себе, но он нашёлся.

– Давай так договоримся. Ты сейчас поедешь домой, отдохнёшь, поспишь, остынешь, а завтра я к тебе приеду, смородиновой с тобой выпьем, посидим, поговорим, и тогда уже решим спокойно, взвешенно, без этой вот горячки. Договорились, друг мой?

– Как скажешь, – нехотя согласился директор гимназии и тотчас же откланялся.

Анхен отдёрнула руку. Она ещё не совсем справлялась с этой своей особенностью, но уже начинала к ней привыкать. Художница моргнула, и воспоминания адвоката, страдающего от тяжёлого похмелья, исчезли. Она стояла напротив господина Цветкова. Побывав в его воспоминаниях, госпожа Ростоцкая даже почувствовала головную боль и сухость во рту.

– Знаем мы всё. С женой господин Колбинский развестись хотел, – заявила Анхен напрямик, облизывала сухие губы.

Иван Филаретович уставился на художницу, слегка приоткрыв рот – откуда мы это знаем? Адвокат опустился в кресло и посмотрел на ищеек снизу вверх, надменно задрав небритый подбородок. Госпожа Ростоцкая и делопроизводитель тоже присели – на диван.

– Ах, вы всё знаете, оказывается. Тогда что же вы мне голову морочите? Ну, да. Хотел Иван Дмитриевич развестись с ветреной своей жёнушкой – рога она ему наставила. Кричал, что ненавидит и хочет мгновенного развода. Я дал ему время подумать, чтобы горячки не пороть. А то сегодня ненавижу, а завтра люблю, жить не могу без неё. А мне время терять на эти эмоциональные колебания? Ну, уж нет. Увольте. Моё время, знаете ли, дорогого стоит.

Господин Цветков встал, выпроваживая непрошеных гостей. Приём окончен.

– Так что же Вы не приехали к нему на завтра? – поинтересовался господин Самолётов уже в передней.

– А с утра я занемог, – ответил адвокат, демонстративно кашляя – кхе, кхе. – Поехать в Хитряево не было никаких сил.

Ага, знаем мы эти болезни. Поди, опять в ресторации загулял.

– Ещё один камень на чашу весов против Ольги Колбинской. Что и требовалось доказать, – сказал господин Самолётов, когда они с художницей вернулись на службу.