– Вы поедете с нами, – просто сказал задержанному господин Громыкин и кивнул делопроизводителю. – Забирайте его.

– Куда? – хором спросили господин Самолётов и господин Кожелюбов.

– В Хитряево, вестимо. Куда ещё? – удивился в свой черёд дознаватель.

В фасонистой бричке поехал господин Самолётов. Задержанного посадили в полицейский экипаж. Ухабистая дорога до дачного посёлка показалась Анхен намного короче, чем тогда, когда она ехала по ней впервые. Отчего так случается?

– Дык темно же было там тогда. Тем-но-о-о, – растягивал слова старик-свидетель. – Не пытайте меня, господа хорошие. Не видел я яво лица, не ви-дел.

– А бричка та или другая той ночью проезжала мимо? Ну, бричку-то должон запомнить, – давил на свидетеля господин Громыкин.

– Бричка та. Похоже очень на ту. Да точно, та бричка, барин. Ага.

На том и порешили.

* * *

Господин Громыкин откланялся ещё в Хитряево и уехал домой в полицейском экипаже вместе с задержанным, а господин Самолётов любезно предложил довезти госпожу Ростоцкую до дома в модной бричке с красным подбоем. Когда их экипаж остановился на Гороховой улице, уже изрядно стемнело – лишь из окон лился слабый мягкий свет. Это Вам не Невский проспект, где электрические фонари всю ночь горят так ярко, что можно газету читать. В их районе сгущалась темнота, хоть глаз выколи.

Однако сие обстоятельство не помешало госпоже Вислоушкиной выглянуть из-за занавески и рассмотреть в мельчайших деталях – без лорнета, заметьте! – столь торжественное возвращение незамужней пансионерки. Даром, что из дворянской семьи, а всё туда же – по ночам с кавалерами на экипажах катается.

Делопроизводитель спрыгнул с подножки, обошёл кругом и подал художнице руку. Анхен церемонно спустилась и, заметив в окне домовладелицу, также церемонно присела в книксене, как будто она была на приёме в Зимнем дворце. Госпожа Вислоушкина фыркнула и возмущённо скрылась за занавеской.

– До завтра, Иван Филаретович. Покорнейше благодарю за увлекательную поездку, – сказала она, обернувшись к спутнику.

– Ой, да что Вы такое говорите, Анна Николаевна. С Вами выезжать – одно удовольствие. C'est bien. Честь имею, – откланялся господин Самолётов, скрылся в бричке и затерялся на тёмных улицах столицы.

Дома Анхен застала сестру за любимым занятием – Мари читала книгу и выписывала в сафьяновый альбом с золотым тиснением, подаренный ей когда-то её любимым папа́, красивые цитаты. Другую часть листа она разрисовывала цветами и ангелочками. Фу!

– Опять размножаешь пошлость на картоне, ни в чём неповинном? – поинтересовалась художница, скорчив улыбчивую гримасу.

– Ежели в тебе нет тонкости и изящества, то можешь бегать за преступниками с блокнотом и карандашом. Вдруг они испугаются, – парировала учительница.

– Как в гимназии дела? – спросила Анхен, присев на корточки и приглаживая длинные чёрные уши любимицы-крольчихи, незамедлительно прискакавшей к ней.

– Все только и говорят про господина Кожелюбова и его арест. Неужели он, и в правду, убийца?! Нет. Не могу поверить, что Александр Николаевич мог пойти на преступление ради должности и жалования. Помнишь, директор грозился его уволить? – оживилась Мари.

– А если это была ревность? Не думаешь ты, что он из ревности убил соперника?