Снимаем языческую деревню. По-прежнему каждый кадр дается кровью и потом.
С мертвой точки театральности и зажатости я сдвинулся, но до кинопрофессионализма еще далеко. Работаю. Какой получится роль, не знает никто. Несколько раз видел свой материал на экране – кое-что получилось, кое-что нет. Все – в неизвестности.
Относятся ко мне хорошо. Многому учат. Короче – идет «черная» работа, которую я люблю.
Мама, папуля!
Во Владимире уже идет снег. Полгода жизни прошло в этом древнем городе. На днях едем во Псков.
Не было еще ни одной сцены, которая далась бы мне легко или просто. Трудно. Трудно от сознания, что от тебя зависит успех картины. Я не привык к такой ответственности. Меня в театре 8 лет принижали и вбивали в голову одну мысль – ты человек с ограниченными данными и не претендуй на большее, чем тебе дают. Выбили почти всю уверенность в себе, заставляли подчиняться штампам. Теперь все это надо вырезать из себя – значит учиться заново.
Основные сцены еще впереди – и как я их сделаю, не знает никто. И неизвестно, успею ли созреть до трудных сцен.
У меня во Владимире был Леша. Мы о многом говорили, многое вспомнили. Просто побыли вместе. Свозил его в Суздаль – поглядеть красоту русскую, древнюю. Уехал он в Калининград с желанием работать и пробивать свою книжку. Решили летом собраться все вместе во Фрунзе, а потом на Иссык-Куль!
Целую и обнимаю крепко-крепко.
Мама, папуля!
Вот я уже и в Москве. Живу в гостинице «Бухарест» – это напротив Красной площади. Номер у меня одинарный, нормальный. А может быть, я уже привык к гостиничной жизни и мне все равно, какой он – только бы я был один, чтобы никто не мешал мне работать и чтобы было тихо.
Работа очень тяжело идет. Могу не справиться. Самые сильные и самые сложные сцены у меня в Москве. От этих сцен зависит успех или неуспех роли. Волнуюсь страшно. Многое не получается. Это не моя мнительность – меня этому не учили, а учиться сейчас, на ходу, очень тяжело. Выручают меня только нервы да еще воля.
Об одном прошу Бога – чтобы помог сыграть эту роль.
Ну, да все впереди, посмотрим.
Папуля!
Ты написал мне хорошее, настоящее письмо. Оно очень помогло мне. Ты прав – без философии нельзя. То есть без серьезной мысли, глубину которая дает.