— А кому из девушек нравится в первый раз? Даже если понимаешь, что нужно начинать… Всё равно — больно, неприятно. Просто надо перетерпеть. Вот. Когда родителей и сестры не было дома, ещё заходил несколько раз. Я маме рассказала, она: «Ну? Когда свадьба?» А он даже не думал жениться. С удовольствием потрахался и объявил об окончании каникулярного романа. По-честному, мне даже не в чем его упрекнуть. Может, только в неумелости и эгоизме в постели. Чёрт!

— Что?

— Жаль, что я не курю. После таких воспоминаний самое время закурить на пару и смотреть, как тлеет красный кончик сигареты в темноте. Антон, кстати, курил.

За окном давно стемнело. Через незадёрнутые шторы в номер проникал слабый свет уличных фонарей, достаточно тусклый для интима и в то же время позволявший видеть симпатичный девичий профиль на подушке.

— Что родители?

— Мама пришла в ужас. Но, скорее всего, Маргарите Станиславовне, матери моего, так сказать, женишка, я почти уверена, ничего не сказала в упрёк. Папа делает вид, будто не догадывается, что мы переспали. Или правда тупит. Мама вешает ему лапшу на уши, что в Минске мы продолжаем встречаться. Папа Антона избран вторым секретарём обкома. Мой папа надеется укрепить с ним дружбу через наш брак и получить повышение.

— Бред! Как Бернс в НАТО.

— Ага. Матери я заявила, что теперь буду спать с кем угодно по своему, а не по её выбору. Она обозвала меня шлюхой. Чисто из вредности я дала однокурснику в общежитии, он оказался ещё хуже обкомовского сынишки, рассказала ей. Мама — в слёзы, «кого я вырастила». Теперь понимаешь, почему не могу пригласить тебя домой?

— Не понимаю другого. Ты намереваешься через полтора года возвращаться в Гродно. И жить в этом дурдоме?

— Честно? Вот что я прямо сейчас хочу? — она поднялась на локте и подпёрла щеку ладонью. — Чтобы мои проблемы взялся решить мужчина. И не просто мужчина, а тот, с которым мне захочется жить дальше, и не только за то, что выручил меня. Конечно, в Гродненском университете имеется общежитие, номера для аспирантов — двух-, а не четырёхместные, с туалетом и душем на две комнаты. Но поднимется скандал, почему не вернулась в четырёхкомнатную квартиру, где у меня своя комната, а отираюсь в казённом жилье. Я заикнулась, что как вариант рассматриваю остаться в Минске. Или уехать по распределению в другой город. И у мамы срочно заболели почки. Причём я не знаю, насколько серьёзно она больна. Заявляет, что ей нужен постоянный уход. Мой. Позавчера спросила: могу ли я перевестись на заочный и вернуться в Гродно прямо сейчас.

— А ты?

— Сказала: если надо — переведусь. Но вчера пошла в булочную, домой возвращаюсь, вижу — мама идёт с ежедневных процедур. Как моя ровесница! Походка лёгкая, даже сумочкой помахивает. Я обождала три минуты и зашла за ней в квартиру. Мама уже согнутая, правой рукой что-то делает, левой держится за спину, вся такая больная-несчастная.

— Значит, она пытается таким образом привязать тебя к себе. Вернуть утраченную близость.

— Да понятно… Но не ложью же! Егор, ты не подумай. Я не прошу тебя срочно делать мне предложение выйти замуж или иным способом взять меня на буксир. Ты сам — студент, без жилья и с туманными пока перспективами. Я тебе не навязываюсь. Просто… Просто ты — единственный, с кем мне когда-либо было хорошо и в постели, и вообще. Другой мне не нужен. Но давай не спешить! Огромное тебе спасибо, что приехал. Остальное как-то образуется.

В холодной плацкарте по дороге в Минск, вспоминая счастливые пятницу и субботу, проведённые в Гродно, он постоянно думал, что Настя ведёт себя с ним идеально. Не навязывается. Не заставляет брать на себя какие-либо обязательства. Но при этом делает всё, чтобы их отношения становились прочнее.

Разоблачив обман матери, конечно же вернётся в Минск и не согласится на заочку. Будет приходить на Калиновского, периодически ночевать. Однажды останется на всё время?

Ну и пусть остаётся.

[1] В груди неутолённая печаль, за одною дальней далью — другая даль (искаж. польск.).

[2] По мотивам песни гродненского шансонье В.Шалкевiча.

[3] Сл. К.Кірэенкi.