– Ваш номер с опцией. При желании его можно превратить в люкс. За дверью еще одна комната, – Аня уже стояла на стуле, ловко возвращая занавес на место.
– Там кто-то есть? – с ужасом спрашивала Лара мужа. – Я не буду тут жить! Мы переезжаем, понял? Ты понял меня?
– Там никого нет, уверяю вас. Но, если вы настаиваете, мы попробуем найти для вас другой номер.
– Убирайся отсюда, чмо коридорное! – заорал вдруг Коробов. – Она уже через пять минут забудет про эту дверь. Вали отсюда.
Аня осторожно спустилась со стула, надела коричневые мягкие туфли без каблуков и, пожелав постояльцам 515-го спокойной ночи, вышла из номера.
Утром по стеклянному куполу крыши лупило солнце. Город, морозный и пыльный, стряхнул дымку сепии, плоской, под старину, сделался объемным, контрастным. Синие тени чугунной ограды Мойки улеглись на ледяные тротуары, хрустели матовые лужи под каблуками субботних прохожих, редких, улыбчивых. Где-то на одной бесконечной счастливой ноте звенела синица, ци-ци-пинь, ци-ци-пинь, ци-ци-пинь. Ежов затушил сигарету и шагнул из подворотни. Ни за что не понять, не разглядеть, где она прячется.
Так и зашел с синицей в голове, не отвязаться от пронзительной песенки, ци-ци-пинь. Ресепшен сразу надвинулся на него: какие-то две лихорадочные фигуры, негодующие руки женщины, всё время их разводит, красиво развешивает по сторонам, растерянные лица администраторов навстречу, ци-цици-пинь, вот ведь на минутку отошел.
Ежов подтянулся, представился без суеты, чуть двинув грудью бейджик вперед, спросил, что случилось.
– У меня из номера пропали часы, сегодня ночью, – мужчина не выдержал и в конце немного взвизгнул.
Выходящие с завтрака люди с любопытством прислушивались.
– Давайте присядем, – Ежов показал в сторону велюровых диванчиков у стены.
– Хрена тебе лысого, – усмехнулась Лара. – Здесь будем разбираться. Пусть все слышат, как в вашем гребаном отеле людей обносят.
Кивнула администратору:
– Звони давай в ментовку.
Она облокотилась спиной и локтями о стойку, выставив вперед длинную ногу. Парочка старичков-французов топталась рядом, таращилась, стараясь догадаться, что происходит.
Ежов немедленно забыл песню синицы, ахнул внутри: так вот ты какой, тяжелый случай.
– Сами найдем, – ясным голосом сообщил он и улыбнулся. – Даже не сомневайтесь. Сейчас, пока беседуем, девушки посмотрят в программе историю заходов в номер. Замки электронные, карточки магнитные. В системе всё фиксируется: когда и каким ключом открывалась дверь. А потом уже по установленному времени захода камеры коридорные посмотрим. Но первым делом надо поговорить, когда последний раз видели часы, где снимали, хорошо ли искали в комнатах.
Ежов повернулся и пошел к диванчикам. Коробовы нехотя потянулись за ним.
Иногда диванчиком всё и заканчивалось. Гости немного успокаивались, по минутам вспоминали историю пропажи, среди вопросов и ответов могли вдруг насторожиться и тихо покраснеть: а может быть, это осталось в том светлом плаще. Взволнованно взмывали в номер и, о радость, звонили, извинялись, смущенно улыбались на чек-ауте, толкая чемоданы к такси. “С кем не бывает”, – отвечал хорошим взглядом администратор, “Счастливого пути”, – улыбался охранник на входе, а швейцар и белл-бой просто кивали вслед.
Коробовы заявляли, что в номер вернулись после того, как бар закрылся, в два или в три, какая разница, можно посмотреть, в часах, конечно, и больше никуда не выходили, магнитным ключом ночью не пользовались, лично они не пользовались, потом два раза приходила эта сука из обслуживания номеров, она-то часы и приголубила, ясно как божий день, нет, никакого особого места у них не было, не завелось еще, где-где, где снял, там и бросил, нет, у изголовья теперь не часы – телефоны кладут.