Горацио Боттомли был одной из ярких фигур десятилетия. Он родился в 1860 году в квартале Бетнал-Грин в Лондоне, рано потерял обоих родителей и отрочество провел в сиротском приюте. Некоторое время Боттомли работал на стряпчего, но вскоре решил, что лучше проявит свои таланы в журналистике, чем в юриспруденции. В 1888 году он сделал вклад в основание газеты, которая позже станет
Процесс над Боттомли состоялся 19 мая 1922 года. Несколько странно, что обвинение согласилось удовлетворить просьбу защиты каждый день делать перерыв в пятнадцать минут, чтобы Боттомли мог выпить пинту шампанского: это, мол, было предписание врачей. На самом процессе, впрочем, защита была не столь успешна. И несмотря на то, что Боттомли предупреждал присяжных: «Если вы признаете меня виновным, меч правосудия выпадет из ножен», – именно так они и поступили. Боттомли признали виновным почти единодушно: 23 из 24 голосов. Судья не сомневался в их правоте и потому обратился к Боттомли со всей суровостью: «Вы справедливо признаны виновным в целом ряде случаев бессовестного мошенничества. Преступление ваше лишь отягчает ваша высокая позиция в обществе, и бедность ваших жертв, и то доверие, которое вам оказали. Отягчает его и масштаб мошенничества, и то закоренелое бесстыдство, с каким вы его совершали». Судья приговорил Боттомли к семи годам каторжных работ. После отклонения апелляции Боттомли стал персона нон-грата в палате общин. Членства в парламенте его лишили. Когда в 1927 году Боттомли вышел на свободу, он хотел вернуть себе былое положение, но его поезд уже ушел. По словам биографа Боттомли, он был «сломленный старик», который «ушел в забвение нетвердой походкой» и умер от удара в 1933 году.
Смехограммы
23 мая стало важной вехой в истории американского кино. Но если сегодня произошедшее в Канзас-Сити, Миссури считают знаковым событием, то современники большей частью ничего не заметили. Молодой художник-мультипликатор зарегистрировал свою первую студию, которую назвал
Дисней хоть и родился в Чикаго, но детство провел в Канзас-Сити, и в родной город вернулся только в 1917 году, когда поступил учиться в Чикагскую академию изящных искусств. После он какое-то время жил во Франции, работал водителем «скорой помощи» в Красном Кресте, а потом вернулся в Канзас-Сити, твердо намеренный рисовать мультфильмы. Он поступил на работу в студию
В 1921 году Дисней принес в кинотеатр «Ньюман» в Канзас-Сити образец своей анимационной короткометражки. Директору «Ньюмана» работа понравилась, и он заказал молодому мультипликатору серию рисованных короткометражек, которые выйдут под названием «Смехограммы Ньюмана». В следующем году Дисней пустил в ход то немногое, что осталось от активов его собственной студии, чтобы создать свои
Через много лет Дисней будет рассказывать, что своим появлением Микки Маус обязан одному мышонку, который наведывался к ним в студию. Дисней поймал мышь, посадил в клетку и разместил на своем рабочем столе; со временем он очень привязался к зверьку. «Я научил его бегать по кругу, который рисовал на бумаге: требовалось только постучать ему карандашом по носу. Когда я уезжал из Канзас-Сити, мне ужасно не хотелось его бросать. Так что я осторожно отнес его на задний двор, проверил, приличное ли это место… И мой любимец пустился наутек». Через пять лет память о ручном мышонке вдохновит Диснея на создание самого культового персонажа в истории мультипликации. Неизвестно, правду ли говорил Дисней: история о мышонке звучит, скорее, как выдумка. Но не приходится сомневаться, что смехограммы были очень важны для его карьеры. Без них, скорее всего, не получилось бы никакой студии «Уолт Дисней» – и современная американская медиаиндустрия имела бы совсем другой облик.
Уход Ленина
В 1918 году двадцативосьмилетняя Фанни Каплан совершила покушение на В. И. Ленина. Она была уверена, что Ленин предал революцию, превращая Россию в однопартийное государство. Лидер большевиков выступал с речью на заводе Михельсона в Москве. Когда он вышел из здания и уже приближался к машине, Каплан подошла к нему и выстрелила три раза. Одна пуля прошла мимо, две другие попали Ленину в плечо и шею и застряли там. В 1922 году они все еще не были извлечены. Немецкий врач по фамилии Буркхардт утверждал, что чудовищные головные боли, которые испытывал Ленин, были вызваны отравлением свинцом от этих пуль. В апреле его пригласили провести операцию, чтобы извлечь одну пулю. Операция прошла удачно. Ленин перенес ее спокойно и стоически. Однако здоровье его продолжало тревожить партию. 26 мая с ним случился инсульт: правую сторону тела парализовало, какое-то время он не мог говорить. В этом ужасном состоянии он думал о самоубийстве. В какой-то момент жена Ленина Надежда Крупская хотела дать ему цианид, но не смогла решиться. Вместо этого Ленин и Крупская обратились к Сталину, человеку, «лишенному сентиментальности», и попросили дать Ленину яд. Сталин отказался. На тот момент Ленин был нужен ему живым.
Долгая болезнь Ленина ставила неизбежный вопрос: кто станет его преемником? Сам вождь считал, что лучше всего после его смерти организовать коллективное правительство. Но на практике становилось ясно, что существовали два кандидата: Троцкий и Сталин. Последний уже имел высокое положение в парии: 3 апреля его назначили генеральным секретарем ЦК РКП(б). Теперь он старался изолировать Ленина, который часто уже не мог встать с коляски, от других большевистских лидеров. Тем временем Сталин продвигал кандидатуры своих сторонников на высокие партийные посты. Вскоре тысячи чиновников по всей стране оказались обязаны Сталину своей карьерой.
Летом 1922 года Россию фактически возглавляли трое, и объединяла их только оппозиция к Троцкому. Лев Каменев хоть и приходился Троцкому зятем, все же имел собственные лидерские амбиции. Он считал, что самый верный шанс возглавить страну – это противостоять человеку, который представлялся ему самым главным соперником. Григорий Зиновьев давно презирал Троцкого. Историк Орландо Файджес пишет: «Чтобы обеспечить падение своего врага, он готов был заключить союз хоть с самим дьяволом». Дальнейшие события показывают, что Файджес недалек от истины: Каменев и Зиновьев все равно что заключили сделку с дьяволом, когда образовали триумвират с Иосифом Сталиным. Они думали, что используют его, – а на самом деле это он использовал их. Через четырнадцать лет они поплатятся жизнью за свою ошибку. В 1930-х годах они станут главными жертвами Московских процессов.
В сентябре Ленин вернулся на пост – и очень быстро понял, что Сталин с двумя временными союзниками намерены вывести его из игры. Еще не полностью оправившись от удара, Ленин часто уходил рано с заседаний политбюро. Позже оказывалось, что в его отсутствие принимались важные решения. В октябре подозрения Ленина только подтвердились, когда Сталин предложил исключить Троцкого из политбюро. В середине декабря Ленин перенес еще один инсульт. Сталин опять устроил вождю настоящую изоляцию: посетителей не допускали, всю почту просматривали. Политбюро выпустило приказ: «Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений». Несмотря на последствия инсульта, Ленин прекрасно понял, что происходит. «Я еще не умер, – говорил он сестре, – а они по указке Сталина меня уже похоронили».
К концу года, страдая от все более прогрессирующей болезни, Ленин начал понимать, что не допустит Сталина в качестве своего преемника. Он диктовал секретарю документы, надеясь предупредить коллег-большевиков об опасностях, которые предвидел. В «Письме к съезду» он указывал, что Сталин «слишком груб», и этот недостаток является «нетерпимым в должности генсека». Ленин просил товарищей «обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который <…> более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.» «Письмо к съезду» предполагалось держать в тайне от Сталина, но, к сожалению, Ленина окружали шпионы. Оба его секретаря докладывали Сталину, среди них была и Надежда Аллилуева. Попытки Ленина сдержать Сталина были обречены. Третий инсульт в марте следующего года лишил вождя речи. В январе 1924 года он скончался. К этому времени Сталин был уже облечен властью – той безусловной, смертоносной властью, которая прекратится только с его смертью через три десятилетия.
Смерть дада
22 мая в школу «Баухаус» в Веймаре собрались на фестиваль представители авангарда. Они приехали на шуточные похороны. Писатели и художники были дадаисты, а в последний путь они провожали собственное движение. Один из ведущих представителей дадаизма, румынский поэт Тристан Тцара, провозгласил: «Дада не имеет смысла, как и все прочее в жизни». И прочие товарищи-дадаисты были намерены закончить его бессмысленное существование.
Дадаизм, как и очень многое в культуре 1920-х годов, берет начало в Первой мировой войне. Впервые он зародился в 1916 году в кабаре «Вольтер», ночном клубе в Цюрихе, где собирались авангардисты. Дадаизм появился как отрицание цивилизации, которая, как считали первые последователи течения, привела человечество лишь к резне на фронтах Первой мировой войны. Название «дада», как часто потом повторяли, выбрал немецкий поэт Рихард Хюльзенбек: он открыл словарь на случайной странице и увидел французское разговорное словечко, обозначающее детскую деревянную лошадку. Дадаизм дерзко определял себя антиискусством. Его ведущие представители, такие как Тцара, скульптор Жан Арп и писатель Хуго Балль, отвергали логику и здравый рассудок, прославляя иррациональность и бессмыслицу. Из Цюриха дадаизм распространился по всей Европе. Кружки формировались в Берлине, в Кельне, в Нидерландах и в Румынии. За океаном, в Нью-Йорке, дадаизм представляли такие художники, как Ман Рэй и загадочный Марсель Дюшан, беглец из Европы и пионер концептуализма.
Во Франции смутно очерченное движение привлекло поэта и мимолетного кубиста Франсиса Пикабиа. Вслед за ним потянулись молодые писатели, которым война пощадила жизни, но не души: Андре Бретон, Луи Арагон и Филипп Супо. Несколько лет дадаизм оставался последним писком авангарда, но к 1922 году течение начало отмирать. Критик, писавший прежде всего о парижском дадаизме, заметил, что он «захлебнулся в собственном отрицании». В длительной предсмертной агонии дадаизм, однако, дал жизнь другому течению, которому суждено было намного глубже повлиять на искусство целого столетия, – сюрреализму.
За несколько месяцев до веймарских похорон Бретон, будущий «отец сюрреализма», объявил войну и дадаизму, которому был так предан, и Тцаре, когда-то своему единомышленнику. Кампанию он вел, организовав нечто под названием «Конгресс по определению директив и по защите духа современности». На встрече в «Клозери де Лила», парижском баре-ресторане, где любили собираться интеллектуалы, кипели страсти. Брентон уже объявил Тцару «выскочкой-пустозвоном», и между ними двумя и их сторонниками чуть не дошло до драки. Армии заняли позиции: парижские дадаисты разделились на два враждующих лагеря. До первого манифеста сюрреализма оставалось еще два года, но семена нового движения уже упали в почву, когда Бретон опубликовал заявление «После дада».
«Флэппер»
В мае на прилавках Чикаго появился новый журнал. Назывался он «Флэппер», и на обложке его красовалось: «Хрычам вход воспрещен». В первом номере редакция изложила свою жизненную философию: «Флэпперы, добро пожаловать! Вы, что храните веру в этот мир и людей в этом мире, не считаете, что мы летим в тартарары, любите жить, радоваться, смеяться, красиво одеваться и славно проводить время, вы, что не боитесь реформы, конформы и хлороформа, – добро пожаловать! <…> Благодаря флэпперам Земля еще вертится и не летит под откос, а жизнь остается сносной. Да будет реять на ветру наше славное знамя!»