Массовое убийство в Баварии

Хинтеркайфек – так называлась одиноко стоящая ферма близ Вайдхофена в Баварии. В 1922 году там жили Андреас Грубер, его жена Цецилия, их овдовевшая дочь Виктория и двое их внуков, семилетняя Цецилия-младшая и двухлетний Йозеф, а также недавно нанятая горничная Мария Баумгартнер. В конце марта 1922 года все шестеро обитателей фермы погибли от руки неизвестного человека (или людей). Все были убиты несколькими ударами мотыги по голове. Почти все тела нашли сваленными в кучу в амбаре. Андреаса Грубера в округе не любили. И в семье этой были тяжелейшие проблемы. Грубер долгое время состоял в инцесте со своей дочерью, чей муж погиб на Первой мировой войне. Поговаривали, что малыш Йозеф – сын Андреаса, хотя некоторые местные считали, что он родился от связи Виктории с деревенским мэром Лоренцем Шлиттенбауэром. Позже сообщалось, что мэр хотел жениться на Виктории, но отец-тиран отказывался выдавать ее, а Шлиттенбауэра встречал с косой наперевес, когда тот приходил в гости.

За некоторое время до убийства Андреас Грубер говорил соседям, что у него на ферме что-то нечисто. Пропадал скот. К тому же Грубер был уверен, что слышит какой-то шум на чердаке, как будто там кто-то ходит. Поднявшись проверить, он никого не обнаружил. Ему предлагали заявить в полицию, но тот резко отметал это. «Я сам за себя постою», – отвечал Грубер. Последующие события доказали, что он глубоко заблуждался.

Тела Груберов и их служанки нашли только через несколько дней. Хоть местные и любопытствовали, отчего это их долго не видно, – Груберы не пропускали церковных служб. Но агрессивность отца семейства не располагала к тому, чтобы забежать к ним по-соседски. Только 4 апреля три человека под предводительством Лоренца Шлиттенбауэра отправились на ферму. Там, в амбаре, среди снопов сена они обнаружили Андреаса, его жену Цецилию, дочь и внучку, забитых насмерть. Тела мальчика и злосчастной горничной Марии, которая поступила работать в Хинтеркайфек всего за день до убийства, обнаружили в доме. Найденное уже могло повергнуть в шок кого угодно, но у кровавой драмы была еще одна жуткая деталь: убийца (один он был или с сообщниками) оставался в доме еще семьдесят два часа после того, как перебил все семейство. И пока трупы лежали в амбаре, душегуб заботливо кормил и доил коров, а сам питался припасами из кладовой.

У полиции была масса подозреваемых, включая Лоренца Шлиттенбауэра, отвергнутого поклонника Цецилии, и рецидивиста-домушника Йозефа Бартла, который когда-то лежал в психиатрической лечебнице. Некоторых подозреваемых арестовали и вскоре отпустили, поскольку против них не было улик. Шлиттенбауэр подал в суд на человека, который называл мэра «хинтеркайфекским убийцей»; в 1941 году Шлиттенбауэр скончался. Но никакого суда так и не состоялось – ни над кем из подозреваемых. Убийство не было раскрыто. В Германии о нем говорят по сей день. В 2006 году вышел роман Андреа Марии Шенкель Tannöd («Убийственная ферма»): он сразу стал бестселлером, и через три года была выпущена экранизация.

Прекрасные и проклятые

«Послевоенный мир поразил нас как взрыв – и на нас обрушились неумеренная выпивка, флэпперы в коротких платьях, разврат и дикие гулянки». Так писал композитор-песенник и певец Хоги Кармайкл. В Америке не было других людей, кто лучше бы воплощал в себе новый мир, чем Фрэнсис Скотт Фицджеральд и его жена Зельда. Фицджеральд родился в 1896 году в Сент-Поле, штат Миннесота, учился в Принстоне, но разочаровался в университетской жизни. Он бросил учебу и пошел в армию, почти ожидая, что его отправят в окопы Фландрии. Вместо этого новоиспеченный младший лейтенант попал в лагерь Шеридан близ Монтгомери, штат Алабама. Летом 1918 года в деревенском клубе Фицджеральд повстречал Зельду Сейр – и влюбился с первого взгляда. Зельда была почти на четыре года младше будущего мужа. Она родилась в Монтгомери, ее отец служил в Верховном суде штата. Под выпускной фотографией Зельды значилось краткое двустишье, и оно как ничто другое отражало ее тогдашнее, да и всегдашнее отношение к жизни: «Зачем работать, когда всегда можно одолжить? / Лучше думать о сегодня, а про завтра забыть!» Однажды в статье для журнала Зельда объяснила, что флэппер (см. главу «Май») – это женщина, которая «отрезала волосы, вооружилась лучшими серьгами, помадой, всем возможным нахальством – и бросилась в бой. Она флиртует, потому что флиртовать весело». Если верить этому определению, сама Зельда была образцом флэппера. Также она была жизнерадостна, умна, и, как и будущий супруг, стремилась стать писательницей. В своей ранней прозе Фицджеральд во многом опирался на ее дневники, а Зельда позже написала «Спаси меня, вальс», роман, опубликованный в 1932 году, который в тот момент не имел успеха, но обрел много поклонников после смерти Зельды.

Первый роман Фицджеральда «По эту сторону рая» вышел в 1920 году. Теперь у него был новый источник дохода, будущее сулило славу, а значит – и шанс жениться на Зельде. По некоторым источникам, именно такое условие она поставила своему поклоннику – доказать, чего он стоит, напечатав свою книгу. В марте 1922 года вышел и второй роман «Прекрасные и проклятые». Между тем его лучшее и ныне самое популярное произведение «Великий Гэтсби» появилось в печати тремя годами позднее, но действие в нем происходит летом 1922 года. В «Прекрасных и проклятых» автор лишь слегка замаскировал подлинные события, рассказывая, как ухаживал за Зельдой и как они поженились, – и у критиков книга восторга не вызвала. Кто-то назвал ее «тошнотворно-слезливой сентиментальностью». Однако было продано уже 50 000 экземпляров, и молодая пара очутилась в свете софитов. В качестве рекламного трюка New York Tribune поручила Зельде написать обзор на книгу мужа. Разумеется, в статье она заявила, что роман «совершенно безукоризненный», и призвала читателей немедленно купить его: чем больше денег у Скотта, тем чаще он будет ее баловать нарядами и драгоценностями. Фицджеральды уже были так знамениты, как мало кто из писательских пар. Выражаясь словами поэта и редактора Луиса Антермайера, они были «сама пламенеющая юность». Двойной портрет Фицджеральдов поместили на обложку романа: подразумевалось, что все сразу их узнают. Их даже пригласили сниматься в экранизации, хотя ни тот, ни другая не имели актерского опыта. Фицджеральды, впрочем, приглашение не приняли, и в фильме по роману снялись Мари Прево и Кеннет Харлан.

Тем временем далеко за Атлантикой, в Париже, еще один молодой писатель-американец делал первый шаг навстречу славе. Эрнест Хемингуэй родился в Иллинойсе в 1899 году и после школы работал корреспондентом в Канзас-Сити. В конце 1917 года он откликнулся на объявление Красного Креста, был завербован и отправлен водителем «скорой помощи» в Италию. То, что случилось с ним на войне, включая время в итальянском госпитале, где он оправлялся от тяжелых ран, полученных в июле 1918 года, однажды станет основой романа «Прощай, оружие!» (1929 год). После войны он вернулся в журналистику и поселился в Париже, где работал зарубежным корреспондентом «Звезды Торонто». И вот в 1922 году во французской столице, в студии Эзры Паунда, его повстречал Уиндем Льюис. Хемингуэй, по описанию Льюиса, «великолепно сложенный молодой человек, обнаженный по пояс, демонстрировал ослепительно-белый торс… Он был высок, красив и безмятежен. Удар за ударом – мне показалось с надлежащей беспечностью – он отклонял своими боксерскими перчатками, защищаясь от лихорадочного нападения Эзры. Последний удар, нацеленный в солнечное сплетение (полуобнаженный атлет легко его отбил), – и Паунд рухнул на диван».

«Отцы и дети сейчас настолько отличаются взглядами на жизнь, руководствуются настолько разными правилами и стандартами, что кажется, будто они принадлежат к разным расам», – такое мнение выражала передовица Atlantic Monthly в октябре 1922 года. На этом журналист не останавливался: «Два поколения – это естественные враги, они не доверяют друг другу, критикуют, подозревают друг друга и совсем друг другу не сочувствуют». И если Фицджеральд уже был кумиром нового литературного поколения, а Хемингуэй готовился им стать, существовали и другие имена – имена старших писателей, которые также уважала читающая публика. Сегодня они в большинстве забыты. Эдит Уортон и Уилла Кэсер, чьи романы вышли в 1922 году, ныне считаются значимыми фигурами в американской литературе. И современники думали о них ничуть не хуже. Но кто сейчас знает Бута Таркингтона? А между тем его роман «Элис Адамс» в 1922 году получил Пулитцеровскую премию. Если Таркингтона и помнят, то как автора «Великолепных Эмберсонов», вышедших четырьмя годами ранее: по этому роману Орсон Уэллс снял фильм в 1940-х годах.

Глядя из нашего века, Фицджеральд и Хемингуэй видятся двумя титанами американской литературы двадцатых годов. Но в 1922 году они не казались столь титаническими. Как мы видели, публика прославляла Фицджеральда за «Прекрасных и проклятых», он и его жена были несомненными звездами. Но до «Великого Гэтсби», его признанного шедевра, оставалось еще три года. А Хемингуэя и вовсе не знал никто, кроме тесного кружка американцев в Париже. Первая его книга, незамысловато названная «Три истории и десять поэм», выйдет только в будущем году, да и то скромным тиражом в триста экземпляров. (Писательская карьера Хемингуэя пострадала от неприятного случая, произошедшего в декабре 1922 года: украли саквояж, где хранилось большинство его рукописей, включая первый роман.) Для большинства американцев, интересовавшихся развитием национальной литературы, главным романом того года стал, пожалуй, «Бэббит» Синклера Льюиса, вышедший в сентябре. Это был беспощадный сатирический портрет американского Среднего Запада с его материализмом, нигилизмом и самодовольством – и копий было продано втрое больше, чем «Прекрасных и проклятых», которые и сами были бестселлером. Словом «бэббитщина», произошедшим от имени главного героя, вскоре стали пренебрежительно называть бездумный конформизм и приверженность материальным ценностям на Среднем Западе. Читатели разделились на два лагеря: одни видели в «Бэббите» безобразные нападки на ценности простых американцев, а другие считали, что роман гениален. Льюис впечатлил и коллег по цеху. Герберт Уэллс говорил о «Бэббите», что такого великолепного романа он давно не читал. Сомерсет Моэм считал его «чистым и совершенным произведением искусства». С энтузиазмом встретили «Бэббита» даже в большевистской России, где он скоро вышел в переводе. Лев Троцкий сказал в интервью, что нашел книгу «любопытной и познавательной, хотя и слишком буржуазной». Сегодня Льюис во многом забыт, а в 1920-х годах его то и дело называли величайшим романистом Америки. В 1930 году он станет первым американским писателем, который получит Нобелевскую премию по литературе.

Смерть отца писателя

28 марта Владимир Дмитриевич Набоков, либеральный политический деятель и журналист, живший в эмиграции в Берлине, явился на конференцию в филармонию послушать выступление другого эмигранта, Павла Милюкова, основателя конституционно-демократической партии. Во время мероприятия к сцене подошли двое, громко распевающие монархический гимн. Это были крайне правые активисты-антисемиты Петр Шабельский-Борк и Сергей Таборицкий. «Мщу за царскую семью и за Россию!» – крикнул Шабельский-Борк и выстрелил в Милюкова, но промахнулся. Набоков, сидевший рядом с Милюковым, спрыгнул со сцены и попытался вырвать оружие у неудавшегося убийцы. Он повалил Шабельского-Борка на пол, но в эту секунду второй стрелок, Таборицкий, решил освободить своего сообщника и трижды в упор выстрелил в Набокова. Две пули угодили в позвоночник, одна прошла через легкое и сердце, и Набоков почти мгновенно скончался. В поднявшемся переполохе Таборицкому почти удалось скрыться, смешавшись с толпой, но какая-то женщина увидела его и храбро крикнула: «Вот убийца!» Таборицкого схватили, через некоторое время был пойман и Шабельский-Борк, но ни тот, ни другой не хотели сдаваться без боя: еще семь зрителей оказались ранены.

У погибшего был сын – будущий писатель Владимир Набоков, автор «Лолиты», и в его произведениях можно найти некоторое количество туманных отсылок к убийству отца. В то время Набоков-младший учился в кембриджском Тринити-колледже, но о смерти отца он узнал, находясь в семейном доме в Берлине. Вместе с матерью он отправился в филармонию, и об этом горестном пути он позже напишет в дневнике: «Мимо меня проплывали огни и беловатые ленты тротуаров. Я смотрел, и мне казалось, что я отрезан от всего этого в какой-то судьбоносной манере… Одно было ясно, живо во мне, одно имело значение: горе, сильное, душащее горе сжимало мне сердце. “Отца больше нет”. Три этих слова стучали в мозгу…»

Когда убийцы предстали перед судом, стало предельно ясно: они даже не знали, кто такой Набоков, они хотели убить только Милюкова. Набоков просто оказался не в том месте не в то время, и его мужественный поступок стоил ему жизни. Двух стрелков признали виновными и приговорили к четырнадцати годам заключения, но уже через несколько месяцев их отпустили по амнистии для политических преступников. Позже оба сотрудничали с нацистами.

Апрель