Я подумал: «Вот оно, начинается, . . » — и, кажется, уже начал глупо улыбаться. Но ничего не начиналось. . . На большом письменном столе действительно лежала раскрытая шахматная доска с расставленными на ней фигурами. Ёлкин-старший смотрел на меня, а мне ничего не оставалось, как пожать плечами. Будь бы тут Лёвка, он бы тоже не мог помочь делу. Оба мы в шахматах знали только ходы. Вот Добкин из нашего класса — «подпольный чемпион». Он в школу с маленькой доской ходил и сам с собой под партой в шахматы играл. . . Но не бежать же было за ним.

  — Жаль, — покачал головой Серёгин отец. — А не во вред бы вам и подзаняться. . .

Вот были новости. Клоун —и вдруг шахматы! Я незаметно оглядывал комнату. На стенах картинки под стеклом, фотографии. Шкаф с книгами— теми же, на какие подписывался мой отец. Кругом полочки с какими-то фигурками и горшочками. Над столом была приколота вся исчерченная карта, на полулежали гантели. . . Ничего интересного, ничего смешного. Вот тебе и на! Никогда бы не подумал, что тут живёт Евгений Ёлкин. А он вдруг посмотрел на меня и спросил :

 — А у тебя тоже нет двоек?

— Нет.

— А троек?

 — Две и по пению.

 — Ну, это ничего. А чем увлекаемся?

 — Как?

 — Как в газетах пишут, в свободное от работы время. Действительно, подумал я, чем мы увлекаемся? Любим футбол и хоккей, читаем книги про шпионов, ходим в кино. . . Я ещё собирал спичечные коробки. Набрал их полный чемодан, но потом надоело и всё выбросил.

Тут Серёгин отец поставил колено на стул и задумался, глядя на доску. Один из Великанов со свистом зевнул, и все трое улеглись у ног хозяина. Серёга потянул меня за рукав, и мы вышли в коридорчик. У Серёги была своя маленькая комната. Там тоже не было ничего особенного. Он показал мне свои книги. Но мог бы и не показывать, потому что я и так знал, какие у него книги. Ведь мы уже полгода ими обменивались. Мы расчертили тетрадки по арифметике и стали играть в военно-морскую игру. Но мне думать не хотелось, и я стрелял, тыча карандашом наугад. Было скучно. Не такого я ждал от дома Елкиных. Я думал, что умру тут со смеху. Про что же я теперь расскажу Лёвке Смакову? Про шахматы, что ли? . .

 — А почему три Великана? — спросил я. — Который настоящий?

 — Все.

 — Как же?

 — А просто так. Отец всех одинаково выдрессировал, и каждая работать может. Часто так и бывает — сперва одна выступает, потом другая. Только старшую Великаном зовут, а те — её дети — Великанчик и Великановка. А главного, первого Великана, у нас уже давно нет. .. Но для публики они все Великаны. Я и сам часто путаю. Только отец даже по голосу угадывает. . .

— Ну, твой ход, стреляй! — продолжал Серёга.

Но в это время нас позвали обедать. Я хотел отказаться. Я вообще люблю обедать только дома, но Серёгина мать — она была невысокая, с короткой причёской — сказала, что всё равно меня так не отпустят, и велела нам идти мыть руки.

Обедали мы в маленькой кухоньке за белым, как вымытая посуда, столом. Серёгин отец пришёл без берета и оказался почти совсем лысым. Он просмотрел газету и отложил её в сторону, потом взял ложку. Расскажи я у нас во дворе, что обедал с самим Евгением Ёлкиным, так бы мне и поверили! Но, правду сказать, этот Ёлкин был совсем не похож на того, циркового, и я уже больше не ждал от него ничего такого.

Вдруг Серёгин отец спросил :

— Кто-нибудь из вас в физике силён?