Внезапно конь под монахом насторожился, вскинул морду, и… Диего стремглав катнулся в сторону, и тут же раскаленная добела боль вырвала из него крик, а мигом позже он услышал грохот выстрела.
Вторая пуля с яростным визгом отколола кусок гранита в ладонь рядом с его затылком; каменная крошка засвистела во все стороны, выклевывая мох, чиркая скалы. Ухо слышало крик Мигеля, но было не до того: указательный палец майора уже дергал курок.
Оленебой плотно харкнул огнем и дымом…
Конь иезуита взвился на дыбы, точно прикрывая хозяина, но поздно: полчерепа вместе со взмокшим кровью капюшоном взлетели на воздух. Тело брата Лоренсо забилось, словно марионетка во власти бешеного кукловода; одновременно подковы коня выбили из камня искры. Ружье монаха, плавно описав дугу, полетело вниз, а вслед за ним, ровно подчиняясь руке сатаны, и дымчатый жеребец с распластанным по спине человеком.
Майор выронил ружье, подавляя крик: громада из мяса, копыт и металла летела на него.
Судорога мышц швырнула Диего на противоположную сторону уступа. Казалось, весь мир замер в неподвижности.
Удар гривастой массы тяжисто сотряс твердь. Рядом с майором с сыристым хлюпом лопнуло брюхо коня, вишневая квашня кишок хлюстнула багряным каскадом; уступ задрожал, кроясь в паутине трещин, послышался скрежет камней и глины: огромный пласт земли, уходящий ступенчатым клином к тропе, ожил, осел и вдруг стремительно, поднимая бурые облака пыли, сорвался вниз, увлекая монаха, коня и де Уэльву.
Андалузец уцепился за вновь образовавшийся край уступа, пальцы бороздили испревший мох, но влажная земля предательски продавливалась и крошилась, как гнилой сыр.
— Не-е-ет! Не-е-ет! — хрипел он. Взгляд лихорадочно метался: небо вдруг запрокинулось и ахнулось в бездну, а ввысь взлетела земля, косматая травами, грязная и немая, как отсеченная голова, поднятая за волосы палачом.
Глава 7
Диего слышал ритмичный грохот барабанов, тяжелую поступь пехоты и дрожь земли. Колыхались ряды штыков, река солдат бурно заполняла своими стальными волнами ущелье. «Сколько же их?! Сотни, тысячи, десятки тысяч! Боже, да это же инсургенты!» Он, точно ужаленный, дернул плечами, — боль псом укусила спину, ноги… Он застонал и разлепил глаза; вздох облегчения вырвался из груди — солдат не было; он перевел дух и с запозданием понял: в висках стучала и барабанила кровь. Он еще какое-то время пролежал на спине, глядя, как безоблачное небо затопляется золотом.
— Мигель… Мигель! — майор с трудом перевернулся, и… испуг ворвался в него, словно клинок.
Он лежал на крохотной ступени уступа длиной и шириной не более шести футов. Щуря глаза, Диего посмотрел туда, откуда сорвался — десять ярдов, не меньше. Глянул в них, в ущелье, и живот свела судорога. Майор отшатнулся к стене: голова кружилась, руки не слушались.
— Миге-е-ель! — он поперхнулся кашлем. Легкие горели, будто натертые перцем, на губах скрежетал песок. Левая штанина была тяжелой от крови и покрыта коркой земли.
Морщась от боли, дон оглядел рану: пустое, пуля монаха лишь чиркнула вскользь, содрав с груди лоскут кожи. Поразило другое: его спас от смерти подарок полковника Бертрана де Саеса де Ликожа. Если б не простреленная Библия, что придержала пулю…
И всё же кровотечение было довольно обильным. Скрипя зубами, Диего сбросил камзол, осторожно стянул рубаху, располосовал ее повдоль и, как смог, перевязал рану. На лице запеклась кровь вперемежку с глиной; в усах земля и в волосах тоже; драный бархатный камзол был в дырах, а лосины изгрызла каменная крошка.
«…Впору на бал в королевский дворец!» — костеря в хвост и в гриву судьбу, он стал карабкаться обратно наверх.
За всё это время Мигель так и не подал голоса. Де Уэльва чертыхнулся.
Взобравшись наконец на уступ, он увидел, что площадка пуста. На ней одиноко валялся его французский оленебой, а рядом, вверх дном, простреленный медный котелок. Разодранный пулей металл разверзся на обеих стенках колючими цветками. Дон оттолкнул бесполезную посудину. Путешествие для нее, как, похоже, и для Мигеля, кончилось весьма надолго. Бог знает, возможно и навсегда…
— Мигель! Ты жив?.. — никто не ответил.