Не проехав и половины пути по австрийскому тракту, вдруг невдалеке от дороги увидели огромного медведя, который выгребал лапой внутренности убитого им огромного лося и с наслаждением поедал. Наши спутники из геологической партии, прихватившие с собой ружья, поспешили их расчехлить с намерением пристрелить косолапого мишку. Но тот оказался более проворным — пока горе-охотники распаковывали и готовили к действию оружие, мишка улизнул в тайгу, не оставив и следа. Огромный лось был еле жив, тяжело дышал и жалостно моргал глазами, в боку у него зияла огромная кровавая дыра, из нее и доставал что-то мишка. Лося пришлось пристрелить. После чего наши охотники, имеющие здесь в тайге житейский опыт, быстро разделали тушу лося, погрузили в вездеход и мы тронулись в путь.
В километре до Водопойчика догнали двух наших членов бригады, оставленных на катере для несения кухонной вахты. Так вот эти два товарища, коротая время пока мы ездили до Якши и обратно, решили прогуляться по австрийскому тракту. Стояла жаркая погода, и один из них — Н. К. Костецкий — снял пиджак, повесил на сучок растущего на обочине дерева и пошел дальше. Какое же было удивление этих двух путников, когда на обратном пути они обнаружили пропажу пиджака. Кто мог украсть в безлюдной тайге? Неужели беглый зек? Но тщательное рассмотрение следов на песчаной поверхности дороги подсказало, что это проказы хозяина тайги — косолапого мишки. В 10 м от дороги пропажа была обнаружена в небольшом овражке: она тщательно была завалена сучьями, наломанными тут же с рядом стоящих деревьев. Далее по дороге, вплоть до Водопойчика тянулась ровная цепочка отпечатков мишкиных следов. Значит он, интересуясь, кто пожаловал в его края, шел следом за нашими ничего не подозревавшими «туристами», пока не натолкнулся на заинтересовавший его предмет, висевший на дереве. Тот ли был мишка, который забил лося, или другой — установить было невозможно. Но одно было ясно, что тайга в этом районе еще не тронута человеком, зверя здесь много и он не пуган. Огромные птицы-косачи частенько попадались на нашем пути, даже в одном месте вспорхнул с мощным шумом глухарь. Кстати, и река Березовка кишела рыбой, особенно это мы отметили в белые ночи, когда рыба выходила на мелководье и поднимала такой плеск, что казалось шумит кипящий котел. Но днем при ярком солнечном свете кроме огромного количества лягушек в этой реке ничего не было видно. Лов рыбы, хотя бы в разведочных целях, не проводился, так как по недомыслию не была взята с собой снасть.
На следующий день произошел и другой случай, насмешивший всех нас и доставивший достаточно хлопот. Монотонно работал двигатель, плавно скользил наш катер по водной глади спокойной и извилистой реки. Все мы сидели на палубе, любуясь красотой тайги и огромными соснами, склоненными над рекой и справа, и слева, образуя зеленые шатры (берега были подмытые во время половодья бурными потоками). Вдруг наш катер вздрогнул, развернулся на 45°, клюнул на нос и замер. Корма при этом поднялась так, что винт вышел из воды, и мотор вдруг почувствовал облегчение, заревел со страшной силой. Потом двигатель остановился, наступила до звона в ушах тишина, и все начали после оторопи приходить в себя. Что произошло? А произошло вот что: на этом красивейшем перегоне к рулю корабля встал член нашей компании, капитан 1-го ранга в отставке В. П. Ахапкин вместо настоящего капитана. На одном из поворотов реки, надо полагать вследствие неумения водить суда в таких экзотических водах, капитан В. П. Ахапкин форменным образом посадил на склоненную над рекой сосну наше судно. Сосна своей вершиной влезла в окно рулевой рубки, разбив при этом ветровое стекло, и подняла корму катера (рубка размещалась на корме), обнажив при этом ходовой винт. Сообразительный настоящий капитан понял быстро всю ситуацию, выключил двигатель. Теперь предстояло «снять» катер с сосны. Слава Богу, на борту были и пилы, и топоры. Быстро отпилили макушку злополучной сосны — катер снова принял нормальное положение, освободили палубу от сучьев, казалось можно двигаться дальше. Но не тут то было. Сучьями сосны, проникшими через окна в рубку, была порвана электропроводка, и стартер двигателя не включался. Предстоял ремонт электропроводки. Спустя какое-то время катер мог двигаться дальше. По поводу вынужденной остановки был объявлен праздничный обед с полагающейся в таких непредвиденных случаях чаркой юбилейной водки (по распоряжению шефа). В особых случаях следовала команда Юрия Александровича: «Антон, дать возможность всем членам компании «врезать» по чарке для снятия эмоциональных напряжений!» Антон Шоботенко во все время экспедиции был у нас помпохозом и свои обязанности выполнял превосходно. Здесь мы, что называется, от живота испробовали лосятину и в жареном, и в вареном виде.
Произошел еще непредвиденный казус: когда мы доплыли до поселка Головное, к ужасу своему обнаружили, что река перегорожена так называемой запонью, то есть с берега на берег перекинута цепь из мощных бревен, связанных по три штуки в ряд стальными канатами. Поход к сплавляющему лес начальству с просьбой сделать нам проход в запони окончился полным отказом. Что делать? Не дожидаться же, когда начнется молевый сплав леса.
Оказалось, что наш мудрый капитан все это предусмотрел заранее, соорудив для ходового винта мощную стальную защиту, правда, как он объяснил, защита эта сооружена от топляков, которыми кишат местные реки — следствие молевого сплава. Капитан и предложил взять эту запонь на абордаж. Возражений этому предложению конечно не было.
Сделали так: отошли от запони метров на двести, разогнали катер до предела и пошли на таран, как ледокол на лед. Благополучно перескочили эту бревенчатую преграду. Защита ходового винта выполнила свою роль. Судно, покачиваясь, спокойно пошло дальше.
С палубы местами отчетливо просматривалось полотно австрийского тракта. Видно было, что он во всю использовался лесозаготовителями в зимнее время. Чем воспользуемся и мы, когда поведем технику на эксперимент. Состояние проезжей части, где представлялась возможность, мы, высаживаясь на берег, тщательно исследовали.
Но треволнения нас в этот день не переставали навещать. На очередном причаливании у одного безлюдного селения, носящего название Фадино, пока мы обследовали состояние проезжей части австрийского тракта, обнаружили, что у нас исчез капитан судна. Поиски по безлюдным домам села привели к единственной жительнице этого села с двумя малыми детишками. Здесь-то и обнаружили нашего капитана, но уже в дым пьяного. Кое-как дотащили его до катера, и тут началось с ним что-то несуразное. Какой дрянью его напоила эта одиноко живущая женщина, похоже, ему знакомая, мы не могли установить. Врача среди нас не было. Слава богу, была при корабле аптечка. Напоили этого бедолагу раствором марганцовки, почистили желудок, напоили крепким чаем со сгущенкой и уложили спать. Вести катер дальше было некому, а Ахапкину мы уже больше не доверяли, да и время клонилось к вечеру. Отплыли с грехом пополам с километр от злополучной деревни, причалили и высадились на берег, пришвартовав катер к соснам.
Мы очутились в девственной тайге: вековые сосны, покачивая вершинами, стояли красиво, горделиво, как будто за ними был заботливый уход, как в заповеднике. Между соснами — сплошной мховый ковер приятного коричневого цвета.
Какая благодать — тишина, воздух настоян хвоей, мягкий мховый ковер под ногами и тихий плеск рыбы в Вишер-ке. Девственная природа, неужели она будет затоплена? И мы будем непосредственными участниками этого варварства. Противоречивые чувства одолели вмиг всеми — не сговариваясь, почти каждый высказывал одно и то же.
Назавтра — в дальнейшее плавание. Мимо нас проплывали обезлюдевшие деревни и хутора, и вновь просматривался австрийский тракт. Недалеко от места впадения Вишерки в Колву нам представилось величайшее творение природы: река Вишерка, натыкаясь на возвышающийся громадный холм, резко поворачивает назад, на север, и далее причудливо петляет по равнинной местности на восток от холма, чтобы вернуться снова к этому холму через 50 метров, но уже на уровне 5 метров ниже. Десятки раз Вишерка меняет направление течения: то на север, то на восток, то снова на север, потом резко на юг — бесчисленное множество зигзагов. Сидя на палубе и взяв за ориентир положение небесного светила, я нарисовал эти зигзаги, по которым наш катер шел более часа. После, сравнивая свои зарисовки с изображениями на геодезической карте, я обнаружил большую схожесть.
Вскоре Вишерка влилась в широченную, показавшуюся по началу безбрежным морем, реку Колву. Она несла свои мутные паводковые воды бурным течением в еще более многоводную Вишеру.
Прозрачные воды Вишерки многие километры, прижимаясь к правому берегу, текли прозрачной струей, как бы не желая смешиваться с мутным гигантским потоком.
Спустя три-четыре часа плавания по Колве, наш катер причалил в обусловленном месте у города Ныроб. Здесь нас поджидал грузовой автомобиль, чтобы продолжить путешествие до Соликамска уже сухопутным путем.
В 3–5 километрах перед Ныробом (местечко называется Ветланом) Колва протекает фарватером метров 50 в распадке между двух круто падающих холмов высотой метров 100–150. Здесь, как нам объяснил представитель «Гидропроекта», будет сооружена плотина, которая станет регулировать сброс северных вод. Еще раз подумалось: сколько же будет затоплено леса, ведь вырубить-то его не сумеют, а может быть и просто не захотят, ведь лес-то ничей.
В Ныробе нам предстояло поконкретнее выяснить о состоянии австрийского тракта в зимнее время на отрезке Ныроб — Головное (это порядка 130 км), о возможности прохождения тяжелой колесной техники, о криминогенной обстановке в этих краях. Разговор на эту тему состоялся с начальником управления «Ныроб-лес МВД» — начальником Ныробского лагеря с его филиалами (в числе которых значилось Головное), подполковником внутренних войск Анатолием Дмитриевичем Милютиным.
Несколько слов об этом старинном, большой исторической ценности городке, скорее большой деревне, состоящей сплошь из деревянных строений, за исключением одного — древней церкви, в которой в то время размещался узел связи. Упоминание о древнем Ныробе, как городе, стоящем на северном торгово-купеческом пути и являвшемся одним из форпостов на далеких окраинах Руси, я впервые услышал еще в далекие школьные годы в 1937 году от учителя русской истории. Спустя много лет судьба привела меня сюда. Город этот был знаменит тем, что в 1613 году боярами Шуйскими сюда был сослан на вечное поселение брат первого Российского царя из рода Романовых Михаила — Константин (дабы не помыслил сам занять царский трон). Содержался Константин в Ныробе под строгим надзором опричников.
Народ окрестных селений быстро узнал о принадлежности ссыльного к особе всевышней знати, и началось к этому ссыльному паломничество для поклонения. Царские опричники, дабы предотвратить связь паломников со ссыльным, решили его умертвить. Но поскольку прямое убийство столь высокой особы было запрещенным делом, его решено было уморить голодом, поместив в глубокую и открытую яму. Но народ тайком приносил пленнику пищу и теплую одежду. В конце концов, великое бдение опричной стражи привело к смерти Константина. Но на место его захоронения паломничество только увеличилось.
Чтобы прекратить это опричная стража Ныроба порешила вскрыть останки усопшего, сжечь их и развеять пепел по ветру. Какое же было удивление, когда при вскрытии могилы обнаружили совершенно не разложившееся тело. Но оно, все же, было сожжено, пепел был заряжен в пушку и выстрелен в направлении на Москву. Об этом молва обошла весь православный свет. То, что Константин, пролежав в захоронении после смерти несколько лет, сохранился в целости, дало основание посчитать его святым. Паломничества на эти места, теперь уж и впрямь святые, не только не прекратились, наоборот усилились. Спустя какое-то время на месте погребения усопшего Константина Романова была выстроена на средства пожертвований казенная церковь, которая и стояла по сей день, но использовалась не по назначению: в ней действовал узел связи. Рассказанную легенду подтвердила нам жительница этого города — начальник узла связи. Я тогда и спустя почти двадцать лет многих своих сослуживцев, и молодых, и с солидным жизненным стажем, спрашивал: знают ли они, где находится город Ныроб и чем он знаменит? Ответ один — нет, не знают. А город этот знаменит еще и тем, что в годы гражданской войны под его стенами советские войска под командованием Василия Блюхера сокрушили английские оккупационные войска, о чем свидетельствует бронзовый скульптурный монумент на поле сражения в трех километрах южнее Ныроба.