Россия в обвале

Аудиокнига посвящена существованию трех основных психоэмоциональных состояний в культуре – страха, скандала и безумия. Ведущие специалисты из России, Франции, Америки и Израиля приглашают читателей увидеть скрытые смыслы, лежащие в основе знакомых произведений: «Ревизор», «Преступление и наказание», «Идиот», «Дядя Ваня», «Мелкий бес», «Лолита» и других. Фигуры Гоголя, Достоевского, Чехова и Набокова раскрываются перед слушателем в новом свете. Страх выступает мощным толчком в развитии личности, но может также стать причиной ее коренного изменения, разрушения или даже гибели. Литературные скандалы открывают новые детали писательских биографий и культурного быта эпохи, что отражается в творчестве литераторов и артистов. И, пожалуй, самая захватывающая часть аудиокниги погружает в мир литературного безумия, рассказывая о письме как патологии. Здесь идет речь об эпигонах и подражателях, о психически нездоровых героях книг, бреде и галлюцинациях, которые, тем не менее, выполняют важные художественные задачи в произведениях.

«В 1950 году, в один из долгих зимних дней в лагере, я вместе с напарником носил носилки и задумался: как же описать всю нашу лагерную жизнь? На самом деле, достаточно подробно рассказать о одном обычном дне… о дне простого работяги, и в нем отразится вся наша жизнь. Не нужно нагнетать ужасов, не обязательно, чтобы это был какой-то особенный день, а просто рядовой, тот самый день, из которого складываются годы. Я так задумал, и эта мысль оставалась со мной в течение девяти лет, пока в 1959 году, спустя девять лет, я не сел и не написал». «Я писал его довольно быстро, всего за 40 дней, меньше полутора месяцев. Обычно так и получается, когда пишешь из насыщенной жизни, быт которой ты прекрасно знаешь… просто отбиваешься от лишнего материала, чтобы не допускать его излишества, и стараешься вместить только самое важное». © А. Солженицын (наследники) © ИП Воробьев В.А.; © ИД СОЮЗ

«Матрёнин двор» был опубликован в январском выпуске журнала «Новый мир» за 1963 год (тираж 102 700 экз.). В советской прессе «Матрёна» встретила настороженное, почти враждебное отношение; критики не стеснялись нападок на Хрущёва («в сегодняшней деревне писатель не заметил черт нового времени», «описывать плохое, тёмное и грязное значительно легче, чем воспевать хорошее, светлое и чистое»). Однако о «второй вещи» Солженицына Лидия Корнеевна Чуковская записала: «…Мне она понравилась больше первой. Та ошеломляет смелостью, потрясает материалом, — ну, конечно, и литературным мастерством; а “Матрёна”… тут уже виден великий художник, человечный, возвращающий нам родной язык, любящий Россию, как сказано у Блока, смертельно оскорбленной любовью… Вот и сбывается пророческая клятва Ахматовой: И мы сохраним тебя, русская речь, Великое русское слово. Сохранил — возродил — з/к Солженицын». Отзывы Анны Ахматовой были высоки: «Удивительная вещь… Удивительно, как могли напечатать… Это пострашнее “Ивана Денисовича”… Там можно всё на культ личности спихнуть, а тут… Ведь это у него не Матрёна, а вся русская деревня попала под паровоз и вдребезги… Мелочи тоже удивительные… Вы заметили: у него скамьи и табуретки бывают то живые, то мёртвые… А тараканы под обоями шуршат? Запомнили? Как далёкий шум океана! и обои ходят волнами… А какая замечательная страница, когда он вдруг видит Матрёну молодой… И всю деревню видит молодой, то есть такой, какая она была до всеобщего разорения…» В 1965 году в Париже, беседуя с Никитой Струве, Ахматова говорит: «Когда вышла его большая вещь [“Один день Ивана Денисовича”], я сказала: это должны прочесть все 200 миллионов. А когда я читала “Матрёнин двор”, я плакала, а я редко плачу». В 2008 году в репертуаре Государственного академического театра имени Вахтангова появился спектакль «Матрёнин двор» (реж. Иванов, актеры — Елена и Александр Михайловы). Авторское чтение, запись которого мы вам предлагаем, было осуществлено в 1996 году по инициативе В.В. Макаренко и Т.Н. Петруниной. КРОХОТКИ — так назвал автор свои прозаические миниатюры. Первый цикл «Крохоток» он писал с 1958 по 1960 год. Лишь «Молитва» была написана в 1963. «Крохотки» не были напечатаны в СССР, но распространялись в самиздате. «…Весной 1964, — пишет Солженицын, — …я дал в несколько рук свои “Крохотки” на условии, что их можно не прятать, а “давать хорошим людям”. Эти “Крохотки”… имели большой успех. Они очень скоро распространились в сотнях экземпляров, попали в провинцию. Неожиданнее всего было для меня то, что откровенная защита веры (давно ли в России такая позорная, что ни одна писательская репутация её бы не выдержала?) была душевно принята интеллигенцией. Самиздат прекрасно поработал над распространением “Крохоток” и прорисовал неплохой выход для писателя, которого власти решили запретить. Распространение “Крохоток” было таким бурным, что уже через полгода — осенью 1964, они были напечатаны в “Гранях”, о чём “Новый мир” и я узнали из письма одной русской эмигрантки». («Грани», Франкфурт-на-Майне, 1964, № 56.) Почти тридцать лет Солженицын не возвращался к этому жанру. «Только вернувшись в Россию, я оказался способен снова их писать, там — не мог…» Эти слова из письма писателя в «Новый мир» журнал поставил эпиграфом к публикации в январе 1997 первых крохоток второго цикла, который был напечатан в течение 1997 и 1999 годов в четырёх номерах журнала. © А. Солженицын (наследники); ©℗ ИП Воробьев В.А.; ©℗ ИД СОЮЗ

СЛУЧАЙ НА СТАНЦИИ КОЧЕТОВКА. «Случай на станции Кочетовка» был написан в ноябре 1962 года и сразу отправлен в «Новый мир», где в эти дни только что вышел «Один день Ивана Денисовича», и редакция ждала новых рассказов. Солженицын вспоминает: «"Самый опасный — второй шаг! — предостерегал меня Твардовский. — Первую вещь, как говорится, и дурак напишет. А вот — вторую?..” Он смотрел на меня с тревогой. Под "второй" он имел в виду не "Матрёну", а то, что я напишу следующее». Беря рукопись, Твардовский «очень волновался... и ещё больше волновался, читая, — боялся промаха, боялся, как за себя». Через два дня он отправил автору радостную телеграмму: «Рассказ очень хорош, необходимо встретиться». Сюжет рассказа — «истинный случай 1941 года с моим приятелем Лёней Власовым, — пишет Солженицын, — когда он комендантствовал на ст. Кочетовка, с той же подробностью, что проезжий именно забыл, из чего Сталинград переименован». Рассказ напечатали быстро — вместе с «Матрёной», под общей шапкой «Два рассказа» — в январском выпуске «Нового мира» за 1963 год. (В названии Кочетовку сменили на Кречетовку, чтобы не дразнить Кочетова, главного редактора журнала «Октябрь», который враждовал с «Новым миром».) ПРАВАЯ КИСТЬ. «...Весна эта была для меня самой мучительной и самой прекрасной в жизни». После восьми лет заключения и года ссылки, мучимый метастазными болями, Солженицын с трудом получает разрешение комендатуры покинуть свой ссыльный аул Кок-Терек и направиться в раковую клинику Ташкента. «Осенью 1953 очень похоже было, что я доживаю последние месяцы. В декабре подтвердили врачи, ссыльные ребята, что жить мне осталось не больше трёх недель... Это был страшный момент моей жизни: смерть на пороге освобождения и гибель всего написанного, всего смысла прожитого до тех пор... Эти последние обещания врачами не давали мне избежать работы в школе, но вечерами и ночами, безсонными от болей, я торопился мелко-мелко записывать, и скручивал листы по несколько в трубочки, а трубочки наталкивал в бутылку из-под шампанского, у неё горлышко широкое. Бутылку я закопал на своём огороде — и под новый 1954 год поехал умирать в Ташкент». Добрался «почти уже мертвецом». «Я так и приехал сюда — умирать. А меня вернули пожить ещё». ЗАХАР-КАЛИТА. Летом 1963 года маршрут велосипедной поездки Солженицына прошёл через Куликово поле. Рассказ был написан в 1965 году. Редакция «Нового мира» попыталась напечатать рассказ в «Правде». Солженицын пишет: «Качели! Весь следующий день мой рассказ шёл по "Правде", возвышеваясь от стола к столу. [А там] заметили только слово "монголы". И объяснил мне Абалкин по телефону: сложилось мнение (а выраженьице-то сложилось!), что печатание "Захара" именно в "Правде" было бы международно истолковано "как изменение нашей политики относительно Азии". А с Монголией у Советского Союза сложились особенные отношения. В журнале, конечно, можно печатать, а у нас — нет». Рассказ был напечатан в «Новом мире» в 1966 году (№ 1). Это была последняя публикация Солженицына в СССР, ни одна строка писателя не была напечатана вплоть до его изгнания в 1974 году.

В рассказе «Эго» использованы материалы, собранные Солженицыным в середине 60-х: «Торопя судьбу, нагоняя упущенные полстолетия, я бросился в Тамбовскую область собирать остатки сведений о крестьянских восстанцах». Этот массив планировался для «Красного Колеса», но, как писал А.С. Кузьмин, «теперя уже видно, отрезано — не войдёт». Гать — несравненно крестьянский поход на Тамбов с вилами, под колокольный звон встречных сёл! Восстание в Пахотном Углу. Повстанческий центр в Каменьке… Мятеж в Туголуковке и партизанские окопные и летучие бои. Партизанство по Сухой и Мокрой Панде и в урёмах Вороны… Штаб Тухачевского в Тамбове. Семьи повстанцев — в концлагеря, недоносы на повстанцев — расстрел! И Георгий Жуков в отряде подавителей. Отца Михаила Молчанова котовцы вывели с литургии и зарубили на паперти. И весь накатанный сюжет с Эго. «Абрикосовое варенье» сталкивает «две России» Тридцатых годов: еле живую после Великого Перелома, коллективизации и голодомора — и столичную, где барствует каста «инженеров человеческих душ», нанявшихся в обслугу сталинскому режиму. Выведенный в рассказе Писатель легко разгадывается: «красный граф», Алексей Николаевич Толстой. Похожесть и внешняя, и биографическая, а речь Писателя почти дословно цитирует его временные выступления. «Всё равно» — первую и вторую части рассказа связывает лишь общая мысль: в столкновении идеологизированной схемы и живой жизни всегда права живая жизнь, даже если сила на стороне схемы. Действие первой части рассказа происходит в тревожном и голодном ноябре 1942 года, в запасном полку, где формируются части для отправки на фронт; действие второй — в 1994, на Ангаре. Рассказ был напечатан впервые в «Литературной газете» (1995, 16 августа). — В авторском чтении существует лишь первая часть рассказа. «Маленькая повесть "Адлиг Швенкиттен" — о боях в Восточной Пруссии в январе 1945-го — настоящий шедевр позднего Солженицына, где его литературное мастерство достигло предельной концентрации, — пишет поэт Юрий Кублановский. — С первых же страниц и абзацев повествования проникает в читательскую душу чувство вещей, точнее, зловещей тревоги — и так по нарастающей — вплоть до реквиемного финала». Повесть выстраивает одни сутки войны, в ней 24 короткие главки, по числу часов. Она описывает и последний бой капитана Солженицына, чья батарея вместе со всей 68-й пушечной артбригадой оказалась (в порывистом беспечном наступлении к Балтийскому морю) под разрушительным ударом окружённых в Пруссии немцев. © А. Солженицын (наследники); ©℗ ИП Воробьев; ©℗ ИД СОЮЗ

Александр Исаевич создавал «Дороженьку», находясь в лагере. Вернее, он даже не писал её. Это были 12 тысяч строк, которые он запоминал. Он записывал их на клочках бумаги, а затем сжигал эти записи, оставляя только в памяти. Именно так он и вывез произведение из лагеря. Впервые повесть была опубликована в 1999 году. Книга называлась «Протеревши глаза», и кроме «Дороженьки» в неё вошли стихи и повесть «Люби революцию», начатая А.И. Солженицыным ещё в шарашке. Теперь у вас есть возможность ознакомиться с аудиоверсией этого произведения в авторском исполнении. © А. Солженицын (наследники); ©&℗ ИП Воробьев; ©&℗ ИД СОЮЗ