Мои домочадцы

О Александре Ивановиче Эртеле (1855 - 1908) часто упоминают как о забытом мастере слова, и его имя должно быть известно лишь благодаря этим настойчивым напоминаниям. Удивительная судьба! Писатель с ярким общественным темпераментом, оригинальный мыслитель и талантливый прозаик, привлекавший к себе внимание, сегодня находится на периферии литературы. Это явная несправедливость. Эртель выразил свое уникальное мнение о русской пореформенной действительности, которое было высоко оценено его выдающимися современниками, такими как Г. Успенский, В. Короленко, А. Чехов, И. Бунин, М. Горький... Лев Толстой называл автора "Гардениных" величайшим художником в России на рубеже 80 - 90-х годов. Оценки критиков были весьма разнообразными — от сдержанных откликов до чрезмерных восторгов. Писателю ставили различные "отметки" в разные десятилетия! Сегодня, когда страсти вокруг его творчества несколько утихли, стало очевидно: талант Эртеля выходит за пределы узких идеологических рамок, соответствующих тому или иному времени. Меньше всего писали о художественном методе и поэтике его прозы, ограничиваясь примитивно понятым идейным содержанием, "извлеченным" из мировоззрения героев, которое часто сильно отличалось от взглядов их создателя. Примечательно, что он "не нашел общего языка" почти ни с одним из своих главных персонажей и не раз предостерегал не воспринимать их как воплощение "идеала". "Я боюсь, как огня, явной тенденции, которая заслоняет образы", - признавался Эртель известному историку русской литературы А. Н. Пыпину в июне 1881 года, добавляя: "Хотя я все больше убеждаюсь, что мое призвание — политическая беллетристика". Эта общественная направленность, по словам писателя, "хватающая за сердце действительность", является центральным нервом его творчества. "Г. Эртель, похоже, решительно никому не угодил", - писал критик Н. К. Михайловский. Он не угодил ни народникам, ни "толстовцам", ни представителям других учений; его можно назвать писателем-реалистом демократической и просветительской направленности, противоречивым из-за своей "неприкаянности", но всегда честным и искренним в своих поисках. В 1909 году вышло семитомное собрание сочинений Эртеля, а также сборник его писем, который вновь вызвал интерес к художнику. Его наиболее значительное произведение — роман "Гарденины, их дворня, приверженцы и враги", ставший одним из последних крупных литературных событий на исходе XIX века. Как отметил А. А. Фадеев, в этом произведении почти "вся пореформенная Россия дана в разрезе". Чтобы лучше понять идейно-эстетическую значимость и уникальность этого большого художественного полотна, давайте кратко ознакомимся с биографией писателя и основными этапами его творческого пути.

В Липягах лес, давший название усадьбе, все еще сохранился и радушно принял меня под свою ароматную тень. Хотя он был не очень велик, внушительные размеры деревьев свидетельствовали о его долговечности. Веселые птицы порхали и пели среди его душистых листьев, а ласковый ветер игриво трепетал в них. Здесь было как тихо, так и таинственно. Просека, на которой ветви переплетались, образуя свод, вела к усадьбе. А усадьба, как обычно, располагалась на пригорке и смотрела на реку…

Повесть была написана А.И. Эртелем в Твери, когда он находился там в ссылке. Тематически она связана с «Волхонской барышней», развивая один из ключевых мотивов творчества Эртеля – отношение интеллигенции к народу. Героиня повести «Две пары» Марья Павловна Летятина не похожа на Варвару Волховскую по характеру, но имеет стремление сблизиться с народом и как-то облегчить его участь. Сюжет повести «Две пары» строится не только на сопоставлении, но и на противопоставлении взглядов на брак и семью в дворянском и народном окружении.

«…превозмогающим принципом для него был один: внести в заскорузлую мужицкую душу идею порядка, жесткого и сухого, как старая пятикопеечная булка, и открыть этому мужику очаровательные секреты культуры…»

Неподвижный воздух был пропитан какой-то душной, тяжелой сыростью. Ни малейшего дуновения ветерка не ощущалось в поле: царила тишина, как в могиле… Однако эта тишина казалась тревожной: возникало ощущение, что вот-вот разразится буря, хлынет ливень, и раздастся страшный гул грома… Все словно замерло в напряженном, ноющем ожидании этой бури, этого ливня, этих раскатов грома… Дышалось тяжело…

«Я не понимаю прелести ружейной охоты. Но с нею связаны длинные переходы по широкому простору степей и полей, по излучистым берегам рек, ручейков и речонок, по густым зарослям топких болот, и за это я люблю охоту. Люблю с ружьем за плечами бродить по необозримым полянам, люблю отдохнуть в жаркие полдни где-нибудь в свежей тени осиновых кустов, раскинутых там и сям по этим полянам, люблю окинуть взглядом с какого-нибудь высокого кургана бесконечную даль, одетую синеватым туманом в пасмурный денек или подернутую седою дымкою зыбкого марева в знойную, тихую погоду…»