Андрей Ильюхин

Одно воспоминание осталося у меня навсегда. Примерно двенадцать лет назад, в серый петербургский день, я провожал гроб умершей. Передо мной шел высокий худой человек в старой шубе, без головного убора. Редкий снег кружил в воздухе, но все выглядело однообразно и белесовато, как это бывает только в Петербурге; снег было видно лишь на фоне фигуры, идущей впереди. На буром воротнике шубы лежали длинные серо-стальные пряди волос. Эта фигура казалась силуэтом, настолько она была жутко не похожа на окружающих. Рядом со мной генерал сказал своей соседке: „Знаете, кто эта дубина? Владимир Соловьев“. Действительно, шествие этого человека выглядело дико среди группы обычных людей, которые трусили за колесницей. Через несколько минут я поднял глаза: человека уже не было; он исчез незаметно – и шествие стало обычной похоронной процессией…

Идейной борьбе с журналами «почвенников», «Время» и «Эпоха» посвящено множество полемических выступлений Салтыкова в «Современнике». Одним из активных участников «Эпохи» был Н. И. Соловьев, который после смерти Ап. Григорьева, вместе с Н. Н. Страховым, стал ведущим критиком журнала. Салтыков не стал подвергать критическому разбору все три тома Соловьева. Поскольку отдельные главы этого произведения выходили в формате небольших брошюр, сатирик сосредоточился на одной из них – с выразительным названием «Суета сует». Попытка такой настойчивой популяризации книги Соловьева, которая рекламировалась издателем как «замечательное произведение», не могла не показаться Салтыкову претенциозной, пошлой и удивительно соответствующей названию «Суета сует». Брошюра рассматривала нравственные вопросы с той отвлеченно-моралистической точки зрения, которую Салтыков еще в «Современнике» осудил под именем «стрижиной» философии.