Константин Леонтьев

«…Для задержания народов на пути антихристианского прогресса и удаления срока пришествия антихриста (т. е. того могущественного человека, который возьмет в свои руки все противохристианское и противоцерковное движение) необходима сильная царская власть. Чтобы эта царская власть оставалась сильной длительное время, не только не следует, чтобы она опиралась напрямую на простонародные толпы, корыстные, страстные, неразумные, подвижные и легко развратимые; наоборот, необходимо, чтобы между этими толпами и царским престолом возвышались прочные сословные ступени; нужны боковые опоры для долговечного монархизма. <…> Сами сословия или, точнее, сама неравноправность людей и классов важнее для государства, чем монархия…»

Аудиокнига "Письма отшельника" - Константин Леонтьев слушать онлайн, бесплатно.

«…Мы дорожим верой нашего народа. Этой верой дорожат даже многие из тех русских, которые сами в церковь молиться не ходят или ходят редко, больше из национального чувства, чем по вере.Неужели же мы не видим связующей нити? Мужик идет в Оптину пустынь или Тихонову, или в Киев, в Печерскую Лавру, или в Соловки. Что он там мыслит, что видит, чему научается? Откуда все это к нам пришло? Не с Востока ли?.. Не от греков ли? Не в руках ли греков и доныне Иерусалим, Афон, Синай? Не к Царьграду ли, как центру общецерковного влияния и средоточию церковного управления, тяготеют все эти Святые Места?..»

Аудиокнига "Письмо провинциала к г. Тургеневу" - Константин Леонтьев слушать онлайн, бесплатно.

«Я прочел „Накануне“ с увлечением, но оно неприятно потрясло меня… Понятно, что теперь, при сильно изменившемся духе общества, при открытом стремлении к прогрессу, нравственно-исторические вопросы везде пролагают себе путь, везде слышен голос искренней любви к пользе, поэзия говорит о высокой деятельности, и критика принимает нередко более исторический, чем художественный характер. Даже в тех критических статьях, где видно глубокое понимание изящного и слышна горячая любовь к поэтическому, даже и в них на первом плане является современно или несовременно русское…»

Однажды на Афоне я беседовал с отцом Иеронимом о тех неожиданных внутренних изменениях, которые я испытывал, углубляясь в учение Православной церкви. Эти изменения и новые ощущения удивляли и радовали меня. В процессе разговора я пришел к мысли, что было бы полезно в будущем поделиться с другими этой историей моего „внутреннего перерождения“…

Я прибыл в Тульчу ранней осенью. Погода была великолепной; город был полон жизни и радости. Мне было очень приятно наблюдать за ним с дунайского парохода; не потому, что здания были красивыми или запоминающимися; совсем нет. С этой стороны Тульча выглядит довольно непримечательно; она напоминает множество городов Бессарабии, Молдавии и Новороссийского края… Все белые, оштукатуренные, невысокие дома и широкие улицы; широкие улицы и белые дома. Всё одинаково везде, и в этом однообразии отсутствуют стиль, красота и любая архитектурная или живописная идея…

«…Ровно десять лет назад в Константинополе, когда о нем не знали практически никто, кроме ближайших друзей и коллег, – я сказал ему так: – Вы настолько талантливы, князь, что перед вами не может стоять никакая посредственность в жизни. – Вы или станете знаменитым человеком… или… Он угадал мою мысль и закончил ее: – Или меня убьют?.. Верно?..»

Константин Николаевич Леонтьев начинал свою карьеру как писатель, публицист и литературный критик, но наибольшую известность он приобрел как самый яркий представитель позднеславянофильской философской школы. Его наследие до сих пор ценится и представляет собой одну из интереснейших страниц «традиционно русской» консервативной философии. Для озвучивания фрагментов на французском и греческом языках была использована нейросеть minimax.io, https://www.minimax.io

В одном из недавних выпусков “Голоса” опубликована статья г-на Александра Градовского под названием “Смута”. Эта статья посвящена защите “либералов” от обвинений в их соучастии в “революционных злодеяниях”…

Посредственный или безличный публицист все же может оказаться полезным; даже если он просто рассказывает о фактах общественной жизни, он не только полезен, но и необходим, заслуживая уважения как деятель, не испытывающий «раздражения пленной мысли». Человек с каким-либо направлением, даже если оно не его собственное, тоже способен принести пользу. Когда основные направления уже четко определены, в публицистической деятельности человек может повторять и чужие идеи, не умаляя своей личности; не всем суждено быть вождями – нужны и простые исполнители...

«…У болгар отсутствуют святые места, нет старинных церковных центров, нет великих неподвижных звезд Православия, которые разливают свой свет повсюду, даже в наше печальное время жалких прогрессивных надежд и устаревших европейских мечтаний. Как можно судить о народе, который свое возрождение начал с борьбы против церковной иерархии, чьи правила и дух стали основой его существования, а уставы и обычаи сохранили его на протяжении веков под давлением иноверной власти? Не успокаивайте себя тем, что этот болгарин в бараньей шапке и коричневых толстых шароварах примитивен и прост: чем грубее и проще народ в наше время, тем легче лукавым и неверующим вождям завлечь его куда угодно…»

«…Когда жена приобретала новое платье или наряд, муж тайно восхищался ею, но почти всегда говорил, насупив грозно брови:– Конечно, это очень красиво и тебе идет. Но зачем замужней женщине так часто украшать себя? Искушать посторонних мужчин своей красотой – это грех… Ты ведь добродетельна и верна, зачем беспокоить их без нужды; а мне, твоему мужу, ты просто хороша…– Прости меня, несчастную и глупую женщину, – отвечала ему красавица с лукавой кротостью…»

В Европе существовало двоевластие духовной и светской власти; между ними была борьба, в результате которой на историческую сцену вышел народ. Теперь «демократические волны затопляют монархию, и она не в силах им противостоять. Западный монархизм существует лишь в фиктивной форме – на основе конституционных доктрин. Полное триумфальное шествие демократии – это лишь вопрос времени». С последним утверждением невозможно спорить…

«…Афон в настоящее время имеет для нас двоякое значение. Его первое значение – чисто церковное, православное, которое рассматривается независимо от национальности монахов, его населяющих; даже если бы русских на Афоне не было вовсе, и если бы их число и влияние не увеличивались с каждым годом, Афон, как Святыня Православия, все равно оставался бы для нас одной из ключевых опор православной политики на Востоке. Однако, помимо этого, Афон, хотя и медленно, но явно становится более русским…»

«Это было давно… Я просил свою покойную мать записать воспоминания о жизни в Екатерининском институте и о ее дальнейших отношениях с Императрицей Марией Феодоровной, которая до конца своих дней не забывала ее как одну из лучших своих воспитанниц. Многие моменты в рассказах матери казались мне увлекательными, ведь даже тогда, в 50-х годах, когда я уже стал «взрослым», даже студентом, в нашей жизни были такие оттенки или, как сейчас принято говорить, «веяния», которые с разных сторон делали эту эпоху 50-х годов более схожей с нынешней, чем с жизнью первой четверти нашего века…»

«…Дорогая мама! Я пишу вам лишь короткую записку, чтобы вы не переживали за меня. Я совершенно здоров и в безопасности. Сейчас я на бивуаке в Арчине – с казаками, к которым меня прикомандировали; здесь собран весь керченский отряд. Не пишите мне, так как мы надолго здесь не задержимся; я буду по-прежнему стараться сообщать вам новости, как только смогу. О чем бы вы ни услышали про Керчь или Еникале, не беспокойтесь…»

«Непостижимый для непривычного, даже если и верующего человека, аскетизм большинства греческих и русских монастырей на Святой Горе в течение Великого поста порой становится настолько крайним, что страшно даже подумать об этом! Церковные службы и в обычное время, по нашему земному пониманию, кажутся слишком долгими и частыми, а во время поста занимают почти весь день и всю ночь; ограничения в пище достигают предельного уровня. В некоторые дни, например, в первую неделю и на Страстной (по-гречески на Великой неделе), певчим разрешается лишь по ломтю хлеба, не помню, раз или два в день, чтобы они имели силу для пения…»

«…Мой отец говорил, помню, что в Янине девушки даже не выходят на улицу и причащаются ночью, а днем в церковь не ходят, чтобы мужчины их не видели, а разврата, как говорят, там много. У нас все иначе: можно гулять, танцевать, разговаривать и смеяться; главное — береги свою честь… А если не сохранишь честь, – либо убьют, либо всю жизнь будешь испытывать стыд…»

«У нас давно обсуждают „сближение“ или даже „слияние“ с народом. Об этом говорят не только агитаторы, которые неудачно пытались „войти“ в народ; не только умеренные либералы, желающие с помощью училищ, земской деятельности и тому подобного постепенно изменить русского простолюдина в нечто подобное им самим (то есть национально-безличное и бесцветное); о подобном „сближении“ упоминают, хоть и немного по-своему, даже люди охранительного, или, если быть точнее, слегка реакционного взгляда (я называю это слегка, потому что сильно реакционных взглядов среди нас очень немного, и они пока еще не оказывают влияния)…»

Мне довелось прочитать в „Московских ведомостях“ короткую заметку об открытии новой железной дороги где-то в России и об освящении вокзала епархиальным архиереем. Где именно, в какой губернии – не помню. Преосвященный произнес по этому случаю небольшую речь; ее содержание было изложено газетой в нескольких строках без каких-либо комментариев и оговорок. Но эти строки были такими, что я закрыл газету и про себя воскликнул… „Боже мой! и архиерей… и архиерей русский говорит то же самое и все то же!“…

В одном губернском городе жил очень добрый учитель немецкого языка, Федор Федорович Ангст. Ему было сорок семь лет, и он оставался холостяком. Всем известно, что немец осторожен и предпочтет сберечь себя на черный день скорее, чем представители других народов. Если бы не легкая проседь в его светло-каштановых волосах, многие могли бы дать ему всего тридцать семь лет. Однако свежесть его внешности была сравнительно дряхлой по сравнению с сердцем. Такое сердце вряд ли часто встретишь у быстрого француза или итальянца, у которого, как говорят, огонь бушует в жилах. Я сам итальянцев не встречал…