Зинаида Гиппиус

«Везде возникла такая ерунда, что всё закрутилось и смешалось, и никто ничего не воспринимает. Слова полностью утратили свой первоначальный смысл. Произнесёшь какое-нибудь, и нужно уточнять: а что вы имеете в виду? Я – то-то и то-то. Давайте сначала договоримся…»

«Существует приятный и очаровательный городок близ Киева. В Малороссии. Неважно, как его зовут, но известно, что там живут как хорошие, так и плохие люди, как счастливые, так и несчастные – точно так же, как в любом другом городе…»

«Горы, долы – (и годы, десятилетия) – язык, народ, земля – все разделяет этих двух женщин, Марину и Катерину. Они не знают о существовании друг друга и, вероятно, никогда и не узнают; никогда не встречались и не могут встретиться (как две параллельные линии). Одно разделяющее их „время“ (три десятилетия) было бы достаточной причиной. Марину, статную, круглолицую русскую бабу, я увидел в конце века. Ей тогда было около 29 лет. Катерине, французской девушке итальянского происхождения, сейчас нет и 25. Изжелта-русая Марина, ее коса, собранная и заколота на макушке, ее певучий, на „а“, северный русский акцент – и Катерина с черными модными кудрями, сыплющая французской частушкой… что между ними общего? Что соединило их в моей памяти?..»

Передо мной лежит целая куча новых книг. Можно было бы выбрать из них пару-тройку стоящих и обсудить их более подробно. Обычно так поступает литературный критик, и это вполне разумный подход. Но сегодня мне хочется отступить от этого. Хочется думать не о тех, кто будет читать мой отзыв, а о тех, для кого предназначены все эти книги, о читателях – публике. Они часто полны добрых намерений, но не умеют разобраться. Берут, надеясь на хлеб, а получают камень. А от простого, но все же хлеба отворачиваются из-за незнания. Таких беспомощных читателей «без претензий» больше, чем мы думаем. Нельзя же не обратить на них внимание хотя бы раз…

«Я постоянно слышу, как это повторяют, и еще дальше, долго, – запомнить не могу. Мне седьмой год или около того, но, находясь среди взрослых, я с интересом наблюдаю за их делами; стараюсь понять смысл этих действий и их суть. Я уже осознал, что множество хаотичных вопросов, адресованных любому взрослому, – неэффективны; у меня есть нечто неуловимое для моего собственного понимания, но четкая система вопросов…»

«Существует уютный и приятный городок неподалеку от Киева. В Малороссии. Неважно, как он называется, но известно, что там проживают как хорошие, так и плохие люди, и счастливые, и несчастные – точно так же, как в любом другом городе…»

«В последнее время много говорят о „молодежи“. Говорят много, а, возможно, и недостаточно. Скорее болтают, чем действительно говорят. Перед литературной молодежью то преклоняются, то насмехаются. Факт в том, что дети нашего времени неожиданно, не по возрасту, выросли, не только в литературе, но и в жизни в целом. Этот факт либо не замечают, либо пугаются его, кричат, ругаются и с перепугу клевещут. Отцы, в свою очередь, очень склонны бояться своих детей: им трудно смотреть на ситуацию объективно и судить беспристрастно. Однако вглядеться в это действительно необходимо…»

«Я никогда не пытался писать. Конечно, в гимназии я сочинял стихи, потом делал доклады по своей специальности, но чтобы написать какую-то историю или повесть – этого не случалось. Но разве это так сложно? Придумай, представь что-то – и просто пиши…»

Если я вспоминаю старые времена, например, когда мне было семь лет (а сейчас мне уже целых четырнадцать, то есть скоро будет) – мне кажется, что я немного странный. Может быть, действительно, дети немного сумасшедшие, чем и отличаются от взрослых?..

Аккуратная бонна Ида убирала в детской комнате и складывала игрушки, стараясь не шуметь. Она понимала, что когда Костя сидит на полу, уткнувшись носом в угол, а его черные, как чернила, волосы торчат на затылке, это значит, что он сердится. От малейшего звука он впадает в ярость, и все закончится плохо – Ида будет плакать, лежа на своей постели за ширмами, и не сможет выпить вечерний чай…

«…Тогда нам было невероятно весело. Молодость, конечно, но такое веселье, как в те дни, встречается редко. Казалось, воздух вокруг играл, как вино, и опьянял нас. Он действительно был таким – зимним, горным воздухом. Я расскажу вам эту историю, мне приятно ее вспоминать, хоть и заканчивается она странно. Хотя, возможно, вы не найдете в ней ничего странного: это просто частный эпизод, „завершившийся естественным образом…“…»

В саду, в беседке, находились две молодые девушки, почти девочки. Весна только начиналась, деревья были еще совсем голыми, а трава только начинала пробиваться по краям дорожек, – но в воздухе уже ощущалось настоящее тепло. Сквозь обнаженные ветви лип и акаций светило высокое, бледное небо. На юге, в Малороссии, март часто бывает теплым, как май…

Вокруг один песок; местами встречается короткая трава, плоские лужи с грязными берегами и множество ветряных мельниц. Рядом с домами нет ни одного кустика. Ту деревню считают счастливой, где у колодца стоит искривленная верба…

«Я еще останусь здесь. Заехал случайно – и мне понравилось. Это дачное горное место не слишком модное, но вполне благоустроенное и, по-своему, радостное. Здесь стоят два полка местных, самые яркие, а у командира дом просто замечательный, в летние вечера в кружке – настоящее удовольствие! Мне нравится это офицерское веселье, звуки военного оркестра, „девичьи лица ярче роз“… В общем, что может быть приятнее зрелища человеческого веселья? Чем бы кто ни развлекался, лишь бы не плакал. Слезы, скука и несчастье вызывают у меня, как и у любого нормального человека, жалостливую досаду, почти возмущение. Что еще нужно? Все есть, только умей смотреть и радоваться. Какое-то отвратительное дело – ныть, мучиться и расстраивать других…»

Существует множество тем как в жизни, так и в литературе. Скорее, это большое количество явлений, которые приводят к нескольким темам, вызывающим у меня интерес. Журналисту неизбежно приходится делать выбор, и жаль терять то, что остаётся за пределами внимания или затрагивать слишком поверхностно. Я уже писал о нашей "обывательщине", но эта тема по-прежнему актуальна и безгранична...

«…Зачем придумывать? Непридуманное, реальное, лишь на первый взгляд выглядит менее ярко, и то не всегда. А если взглянуть глубже, то каждому станет очевидно, что наши надстройки над жизнью довольно бесполезны…»

Пожалуйста, не смейтесь: Любочка этого не переносит. Ее также называют не Любочкой, а просто Люлю, как она сама себя называла в детстве, когда ей было „года“; теперь, с недавнего времени, ей „лета“ (пять). С годами, хотя Любочка с нетерпением их ждала, мало что изменилось; все те же „большие“ считают Люлю избалованной и дикой девочкой; они по-прежнему что-то скрывают, а многого не понимают; все так же ужасно громко смеются. Смех Люля совершенно не могла выносить: она вздрагивала, хмурилась, а иногда начинала и плакать…

«Вот-вот пройдет три года с того момента, как это произошло. Я рад, что иногда могу отвлечься и думать о чем-то другом, но с каждым днем это становится для меня все сложнее. Странно! Обычно первое впечатление оказывается самым сильным, а у меня все наоборот. Сначала я вовсе не считал, что это так важно и что будет так мучительно. Но чем больше времени проходит и чем дальше уходит жизнь, тем тяжелее становится…»

Из густого петербургского тумана «декадентская мадонна» Зинаида Гиппиус (1869—1945) создала свой мистико-социальный роман о великолепном Юруле – аристократе, который живет для себя и своих удовольствий. Обоятельный герой мастерски «играет в любовь» и подстраивает мораль под свои интересы. Пока демоны революции лишь начинают набирать силу, а роскошные гостиные жадно поглощают шепот нервных постояльцев, у него еще есть немного времени, чтобы осознать себя «чертовой куклой» в чьих-то руках… В дизайне обложки использованы мотивы декоративных элементов особняков на улице Радищева (прежней Преображенской) в Санкт-Петербурге.

Очень далеко на севере жила принцесса по имени Белая Сирень. Она обитала в большом и красивом саду. В этом саду не росло никаких других деревьев, кроме сиреней. Даже павильон, в котором спала принцесса, был построен из стволов сирени, а мебель внутри него была только белого и светло-лилового цвета. Когда сирень начинала цвести, сад наполнялся насыщенным ароматом. На высоких кустах, скрывая зелень, свисали белые и лиловые гроздья, а ветви сгибались под тяжестью цветов…