Дмитрий Фурманов

О процессе создания повести Фурманов упоминает в записи дневника от 15 мая 1923 года, озаглавленной «Шестьдесят и цветы». Сначала он планировал написать очерк о событиях гражданской войны, основанный на услышанном рассказе о том, как белогвардейский генерал Покровский в одной из кубанских станиц выпорол учительницу. Однако в ходе работы первоначальный замысел изменился, а позже был полностью отвергнут. В итоге Фурманов создал повесть на совершенно другую тему. Говоря о процессе написания, он открывает свою творческую лабораторию и подчеркивает, что «не всегда автор владеет материалом», и бывают моменты, когда «сам материал захватывает мощною стихией и увлекает автора, как щепку, в неизвестную даль».

«…В кабинете Фрунзе проходит совещание, Фрунзе в штабе отдает указания, в бессонные ночи он склонился над прямыми проводами, Фрунзе тонкой палочкой проводит по огромным полотнищам раскинутых карт, бродит среди узорных флажков и остроглазых булавочек, плавает по тонким нитям рек, перебирается по горному горошку, движется по шоссейным дорогам, тонкой палочкой скачет по селам и деревням, задерживается на мгновение над черным пятном большого города и снова стучит-стучит-стучит по обширному пространству красочной, причудливой, многоцветной карты…»

«…Мы уверены, что переворот произойдет 25 октября – именно в этот день, ни раньше, ни позже. Главные события развернутся в Питере и Москве – именно там решается практически все. Наша помощь будет необходима: мы должны им сообщить, что готовы, что можем предоставить лучших солдат, что здесь, у себя, мы – победители! Когда один, другой, десятый, сотый город заявит о своей победе и готовности помочь, только тогда мы сможем говорить о победе. Деревня последует по стопам… Мы это понимаем и активно готовимся к судьбоносным, решающим дням…»

«…Жаров весь день вертится у машины – проверяет гайки и винты, ощупывает, закручивает, смазывает, приглаживает ее, как любимого человека… Он пришел сюда с техником, и целых полтора часа они провели над машиной, заглядывая и прощупывая со всех сторон, а лежа на спине, подползали под широко расставленные крылья и снова искали, щупали, смазывали холодные винтики, гайки, болты. Жарову хорошо известно это тревожное состояние перед важным делом – он не впервые выходит в неравный бой, но сегодня тревога как-то особенно свежа, а мысли необычайно чутки, быстры и неспокойны…»

«…Почему же в эту мрачную серость, в гнилую октябрьскую пасмурь так неистово радуется город, черный город Иваново-Вознесенск? Откуда эти праздничные толпы, куда они, ткачи, направили свой взволнованный песенный поток? Просторные улицы, узкие переулки, корявые ладони площадей затоплены людскими потоками…»

Петруша похоронил отца и поклялся найти преступников. Более года он трудился в качестве агента розыска, обшарил все горные склоны и ущелья в поисках улик. И вот, в ауле Чуй-Дан он однажды увидел великолепного жеребца. Позже выяснилось, что он принадлежит Ахмет-Бею, знаменитому джигиту, конокраду, убийце и налетчику. Осторожно и постепенно Петруша собрал всю необходимую информацию, и, когда все стало на свои места, арестовал Ахмета и его сообщника. Он повел их через горы, а там, собственноручно, всадил кинжал в грудь Ахмету, не пулю, и был счастлив, что отомстил за своего покойного отца…

«…Я прочитал „Виринею“ дважды, и каждый раз острое чувство боли сжимало сердце, когда убили Вирку: так тяжело бывает только при утрате дорогого, близкого человека. Это Вирка-то близкая? Это Вирка-то дорогая? Такая буйная и распутная, такая дикая, необузданная, вздорная женщина?…»

В это время казаки, находившиеся под Сахарной, решили реализовать свой зловещий план. Они понимали, что дальше к Каспию простираются пустынные степи, и удерживаться будет все сложнее – там недостаточно хлеба, мало лугов, и трудно найти питьевую воду. Если уж действовать, то только сейчас. И они приняли решение.

Рассказ о забастовке ткачей Иваново-Вознесенска.