— Эх, Василь-ака, — вздохнул Эгам-ходжа, — англичанка уедет и тут же забудет про нас, а эти останутся и опять возьмутся за свое. Знаем мы их…
— Да, конечно, — согласился Вяткин с печалью. — Лучше всего бы — найти старинные документы, подтверждающие ваше право на эту собственность. А является ли, — спросил Василий Лаврентьевич, — вакуфный документ абсолютно законным, охраняющим земельную собственность?
— Безусловно! — ответил Бобо-Яр Мулла и Эгам-ходжа. — Вакуфная грамота скреплена царскими печатями, это не просто бумага. Даже печати духовных лиц, не заверенные царскими особами, не принимаются как законные.
— Может быть, — прикинул Вяткин, — объявить в мечетях: мы, дескать, хорошо заплатим за вакуфные документы, касающиеся построек Мирзы Улугбека?
Задумались.
— Нельзя, — покачал головой Эгам-ходжа. — Кары Хамид богаче всех нас, он способен перехватить документы. Пообещает лишнюю десятку — и тогда нас ничто не спасет. Он получит законное право сломать нашу улицу. Трудное положение! И ждать нельзя, и шуметь опасно.
— Что же делать?
Этого никто не знал.
«Милостивый государь Василий Лаврентьевич. — Письмо от Бартольда! — Раньше всего позвольте мне поблагодарить вас за присланный для ознакомления «Лямахот». Это редкостное сочинение позволило мне во многом уточнить уже ранее написанную главу, именно те места, где я говорю о Ходже-Ахраре, что чрезвычайно углубило материал. Во-вторых, с большим удовольствием хочу сообщить вам, что в Ташкенте все настойчивее поговаривают об организации Кружка любителей археологии и истории Туркестана. Вот бы свершились эти чаяния! Как бы оживилась жизнь окраин, сколько бы людей приобщилось к науке.
Известно ли вам, дорогой Василий Лаврентьевич, что в Ташкенте живет двадцать лет исправлявший должность управляющего Казенною палатою некто Сергей Александрович Идаров. В свое время это был порядочно образованный человек, работавший по проблеме вакфа. Много его статей вы найдете в «Туркестанских ведомостях», да и коллекционировал он документы в изрядном количестве. Теперь же, говорят, это субъект несколько оригинальный… И вот, вообразите, на днях обратилась ко мне его несчастная жена с просьбою купить у нее коллекцию или же посодействовать ей в этом деле. Как вы понимаете, эта комиссия совершенно не по мне, я никого, кто купил бы, и не знаю. Может быть, вы что-нибудь придумаете? Вот вам их адрес».
Далее следовал адрес Идаровых и приветы друзьям из квартала ювелиров. Не взглянув на остальную почту, Василий Лаврентьевич встал, увязал, запаковав в старую газету, две рукописи. Сунул туда же, в хурджун, узелок с деньгами, привезенными Горголой, и ушел, приколов к двери записку:
«Уехал в Ташкент по делам. Буду через неделю».
Дом, в котором обитал бывший деятель Казенной палаты, Вяткин нашел без труда. Домишко ветхий, глинобитный, оплывший от дождей и растрескавшийся от землетрясений. Казалось, стены скреплялись лишь при помощи нахлобученной на самые глазки окон камышовой крыши; стоял он на взгорье, притулившись к глиняному обрыву.
Еще нестарая измученная женщина с ребенком на руках, как видно, жена Идарова, провела Василия Лаврентьевича на небольшую террасу и указала глазами на старенькую ширму. Вяткин заглянул поверх ширмы и попятился. Но скоро овладел собою и зашел в отгороженный угол.
На деревянной кровати сидел очень худой человек. Полуседые волосы прикрывали его плечи и грязными косицами смешивались с длинной седой бородою. На украшенных многими золотыми перстнями пальцах бросались в глаза длинные, вероятно, с год не стриженные желтые ногти. На Василия Лаврентьевича глядели живые, удивительно красивые, лихорадочно блестевшие глаза. На стуле, рядом с больным, — стакан чая, пустая сахарница и полусъеденный лимон. Пол возле кровати усеян осколками склянок с аптечными сигнатурками.
Вяткин обратился к Идарову так, как если бы тот находился не в своем «оригинальном» виде, а был затянут в смокинг или вицмундир статского советника:
— Милостивый государь, меня рекомендует вашему вниманию профессор Санкт-Петербургского университета Василий Владимирович Бартольд. — Он поклонился.
— Очень, — ответил больной, подсознательным жестом натягивая на колени ватное одеяло, — очень… — Он также поклонился Василию Лаврентьевичу и подал руку: — С кем имею честь?
— Василий Вяткин к вашим услугам, милостивый государь. Мы наслышаны, Сергей Александрович, что вы долгое время изволили заниматься изучением мильковых, вакуфных и казийских документов Туркестанского края. И в этом смысле мы с вами являемся коллегами, хотя я, собственно, ничего еще не достиг.
— Ну, не скажите, господин Вяткин, ваши статьи о топографии городов Туркестана читал-с. Очень… очень… Сонюшка, чаю! Дай же чаю господину Вяткину.