— Хочешь вернуться?

— Не знаю.

Повернув голову, я посмотрела на Лоарна. А он неотрывно смотрел на всё ещё пылающие алым снежные шапки на вершинах. Жестоко лишать кого-то его судьбы. Или вынуждать от неё отказаться.

— Почему? — облизнув почему-то пересохшие вдруг губы, спросила я.

— Нельзя быть счастливым вдали от своего сердца.

— И где же твоё сердце?

— Сейчас — рядом. Но что будет завтра?

— Не знаю, — выдохнула я. — Я не знаю, что будет завтра. И послезавтра. Я даже не знаю, что будет через несколько минут.

Я солгала насчёт нескольких минут, потому что очень хорошо знала, что будет прямо сейчас и немного позже. Затолкала поглубже, под ветошь безразличия, мысль о том, что совершаю очередную ошибку, которая дорого обойдётся мне, и не мне одной. И о том, что это может быть лишь очередное заблуждение, простой зов крови. Буду сожалеть? Боюсь, что да, в любом случае. Ну и пускай.

Это было огнём. Живым, жарким, обжигающим, раскалёнными волнами прокатывающимся от сердца по всему телу. Это было грозой, душистой свежестью, рождённой молниями, прохладой ливня, низвергающегося с небес. Когда весь мир сжимается до одной точки, и ты чувствуешь не себя, нет — другого. Второго, того, кто рядом с тобой.

— Даша…

— Молчи, — шепнула я, путаясь пальцами в его волосах. — Прежде, чем упаду, я хочу лететь.

И я знала, точно знала, что это будет полёт. Затяжной прыжок, падение в небо, в зарево заката, в языки его ласкового пламени. Это получалось совершенно непохожим на всё, что случалось со мной раньше. Это было откровением, очищением, возрождением феникса из пламени.

Хорошо быть единственной женщиной в мужской компании, всегда есть законные основания требовать себе отдельную комнату. Главное — вести себя тихо. И я изо всех сил старалась молчать, стискивая в ладонях всё, что попадалось: шаль, куртку, брючный ремень, одеяло.

На самом деле я хотела поговорить, но как-то вдруг неожиданно отчётливо поняла, что любые слова будут попросту лишними. Чтобы понять друг друга по-настоящему, требовалось совсем другое. То, что не допускает никакой лжи, никаких недомолвок или придуманных условностей. Правда в самом чистом возможном виде — на языке чувств и ощущений.

— Ты никогда не будешь со мной.

Я промолчала в ответ, закрывая глаза. Да, не буду. Потому что всё уже пошло не так, и теперь невозможно решать только за себя. Но чтобы никогда… Никогда — это слишком долго.