Похоже, что те самые люди, которые предупреждали сеньора Доминичи не торопиться, были правы. Всё это их переселение на самом деле от начала и до самого конца смахивало на какую-то авантюру. Начать хотя бы с того, что при посадке на самолёты у них изъяли документы и личные средства связи. А на аэродроме, по прибытии, их встречали не комфортабельные паратраки, а древние армейские автомобили на дизельной тяге. Кстати, вещи, как это было принято повсеместно, они с собой не брали, сдавая в специальный грузовой терминал, и их почему-то тоже до сих пор не вернули. Но самым странным было то, что разместили переселенцев не в современной загородной деревне с развитой инфраструктурой, как было обещано, а в чистом поле. Впрочем, кое-какие постройки здесь всё же присутствовали: длинные приземистые сараи с облезлыми стенами и полуразрушенными кровлями, к которым вела разбитая просёлочная дорога. Услышав возмущённый ропот толпы, двое представителей от местной администрации, с бегающими туда-сюда глазками, заверили приезжих, что всё будет в порядке, и исчезли вместе с грузовиками, словно туман, испарившись без следа. Хорошо хоть погода стояла тёплая и той одежды, что была на людях пока хватало, но вскоре солнце уже не просто ласкало своими лучами, а жарило вовсю, и тень в вонючих постройках, где, по всей видимости, когда-то давно содержался скот, не спасала ни от жары, ни от жажды.

К обеду соплеменники уже в открытую высказывали Паоло всё, что они думали по этому поводу. А он не смел им возражать, да и сделать ничего не мог. Лишившись переговорных устройств ещё в аэропорту, итальянский парламентарий только хлопал глазами, тряс головой, соглашаясь со всем, что ему говорили и нервно вздрагивал, когда объяснения были чересчур эмоциональными. После полудня плач детей и невыносимая духота подвигли к действию самых активных, собрав небольшую делегацию из наиболее решительных мужчин. Отыскав одного, кто хоть как-то мог изъясняться по-русски, они двинулись туда, куда укатили машины. Шли достаточно долго и в вечерних сумерках набрели на КПП, от которого в разные стороны разбегался колючий забор с датчиками движения и автоматическими системами залпового огня…

Это открытие обескуражило.

Ещё больше удивило то, что к ним никто не вышел. Отреагировал только громкоговоритель на самом здании, который полусонным голосом предупредил, что режим ночной охраны включается на объекте в 22-00, а после этого все перемещения вблизи ограды опасны для жизни. Переговорщики не знали, сколько сейчас времени по местному исчислению, а потому, поспешили убраться обратно в степь, чтобы не попасть под пули бездушных запрограммированных машин.

Ночь для идейного вдохновителя всего этого, как теперь оказалось, безумного мероприятия, прошла в каком-то угаре. Ему не давали спать сначала свои, то и дело, выясняя с ним отношения, потом мысли, по большей части безрадостные, а под утро совсем заели комары. В итоге, рассвет сеньор Доминичи встречал неподалёку от пропускного пункта, клацая зубами не то от ночной прохлады, не то от нервного перенапряжения, ругая всех и вся за то, что не послушался мудрого совета и поторопился с отъездом в это богом забытое место. Постепенно теплело. Кровь в жилах начала оттаивать, тело, продрогшее до самых костей, потихоньку согревалось, и на смену мрачной безысходности пришла надежда, а вместе с ней и сон. Измученный организм требовал отдыха, давая возможность расслабиться, успокаивая, в том числе и голову, которая чуть не лопнула от вчерашних событий. Радужные грёзы практически полностью восстановили утраченную накануне уверенность в себе, так как в них славному итальянскому парламентарию все без исключения приносили свои извинения, начиная от президента Республики и заканчивая вчерашним облезлым зайцем, за которым гонялись толпой, но так и не смогли поймать.

Звук натужно урчащего двигателя прервал эту череду подобострастия.

К серому бетонному зданию, неприветливо встретившему его накануне, подкатила какая-то приземистая закамуфлированная штуковина на гусеничном ходу. Паоло спросонку ещё не очень хорошо соображал, но одно знал точно, назад, к своим, без положительного результата даже не стоит соваться — его просто убьют! И хоть торопливость была не в чести у жителей Аппенин, рванул к проходной с такой скоростью, что ему позавидовал бы любой спортсмен. Он позабыл о том, что переводчика с ним нет, но на данный момент это не имело никакого значения. Его просто обязаны были понять, не могли, не имели права проигнорировать …

— Слышь, Григорьев, кто там у тебя по полигону носится, а? — лейтенант Твердых сделал удивлённые глаза.

— Не знаю, товарищ лейтенант, — разглаживая опухшую после вчерашнего «ужина» физиономию старший наряда. — Только нам докладывали, что вы в курсе…

— В курсе чего?

— Ну-у, что людей сюда привезут, не русских…

— Людей? — голос у командира зазвенел от злости. — А ты знаешь, чем эти, как ты говоришь люди, занимались у себя дома?

— Никак нет! — напыжился от служебного рвения контрактник.

— Грабили и убивали, жгли и насиловали, и на нас с тобой они похожи чисто внешне, а по сути — отъявленные головорезы, которые у себя на родине приговорены к смертной казни, а к нам направлены по межправительственному соглашению и распоряжаемся мы ими теперь на своё усмотрение. Впрочем, на нашем стрельбище долго не живут.

— А-аа, ну, тогда всё понятно, — с облегчением вздохнул караульный. — А я-то думаю, чего это они у меня тут вчера вечером пытались не по-нашенски бузить…

— Чего, чего, — проскрежетал лейтенант. — Привыкли там у себя к бардаку, думают, что и здесь им всё сойдёт с рук!

— Не-е, товарищ командир, у меня такое не пролезет! — Григорьев продублировал сказанное красноречивым жестом и, метнувшись к зданию, выскочил оттуда с допотопным АК. — Эй, ты, как там тебя? А ну ходи отсюда!

Грозный окрик и щелчок затвора подействовали на толстенького пузатого крепыша, который скакал по другую сторону колючей преграды и лопотал что-то непонятное, словно команда гонщику «на старт». Сначала он замер на какие-то короткие мгновения, осмысливая происходящее, а затем припустил по грунтовке куда-то в степь с такой прытью, что оба военных застыли в удивлении. Правда, лейтенант, очнулся от ступора первый и заорал вслед:

— Давай, давай, козлиная рожа, побегай чутка! Недолго уже осталось…

— Сёдня? — поинтересовался Григорьев, когда командир немного успокоился.