— Это бремя славы, друг мой, — выхватывая из ножен шпагу и воздевая ее над головой, через плечо прокричал Наполеон.
— А нельзя его поменять на бремя сытости? От корабельных сухарей кишка кишке дули крутит.
— Я знаю этот город. Я уже однажды брал его, будучи в том же звании, что и ты сейчас. Поверь, это, в буквальном смысле, еще цветочки.
— Знаю-знаю, — натужно улыбаясь, хмыкнул Лис. — Потом начнутся ягодицы.
— О чем ты?
— Вон о тех солдатах с генералом впереди.
— Это почетный караул.
— А вон из тех пушек они будут давать салют прямой наводкой?
Лицо Бонапарта вмиг помрачнело. Позади ликующей толпы на террасе, господствующей над акваторией порта, стояли шеренги стрелков. В промежутках между ротами виднелись орудия, направленные в сторону прибывающих кораблей.
— Они, — продолжая кивать и принимать цветы, процедил Бонапарт, — они не посмеют стрелять в толпу. — Должно быть, в голове его сейчас всплыло недоброе воспоминание о паперти святого Роха. — Или посмеют… — Он оглянулся. — Если немедленно скомандовать гренадерам ударить в штыки, быть может, есть шанс. Конечно, потери будут огромными. Сколько раз успеют выстрелить пушки? Два, ну, может, три раза? Но это два или три выстрела в упор…
С галерей послышалась команда, и ждавшие приказа стрелки заученным движением взяли ружья «на караул». Из строя выехал рослый всадник в генеральском мундире. Буланый испанский конь, горячий, но послушный воле седока, горделиво и неспешно спускался по широкой мраморной лестнице.
— Что ж, сначала они хотят говорить, это хороший признак. Как минимум, он даст возможность выиграть немного времени. А время и пространство решают все.
— Ну да, — вторил ему Лис, — если пространство еще, при случае, можно отбить, то с временем этот фокус не проходит.
Наполеон оглянулся:
— Я это и хотел сказать. Ты что же, прочел мои мысли?
— Да так, вдруг подумалось…
Между тем всадник на буланом жеребце приблизился к главнокомандующему египетской армии.
— Бригадный генерал Рюдель, — отрекомендовался он.
— Дивизионный генерал Бонапарт.
— Я помню вас еще капитаном.