В этих условиях практически неизбежным становится заимствования и подражательство русских по отношению к западноевропейской цивилизации.
Однако, если в случае с Византией заимствования осуществлялись в рамках одной цивилизационной традиции, то в случае с Западом заимствования осуществлялись у цивилизационного конкурента-антагониста, в отношении которого сформировалась давняя традиция предубеждений и недоверия.
Поэтому такая ситуация «ученичества» не могла не восприниматься болезненно.
Запад является не просто «другой», но вместе с тем близкородственной цивилизацией, с которой Россия имеет общие культурные основания. Именно поэтому ситуация «ученичества» у Запада, отставания от Запада ставила под сомнение сами притязания России на какую-то особую цивилизационую роль.
В этом коренятся причины русского западничества, основанного на отрицании самостоятельной цивилизационной сущности России и, более того, рассматривающего Россию как неправильную, искаженную версию культуры европейской.
Такое деструктивное, русофобское западничество, которым оказалась заражена значительная часть интеллектуальной элиты, остается серьезным дестабилизирующим фактором Русской цивилизации.
Показателен в этом плане большевистский эксперимент, ставший апофеозом русского цивилизационного самоотрицания. Большевики были, безусловно, продуктом русского западничества, причем западничества, вооруженного утопической доктриной строительства идеального общества (опять же, утопический тоталитаризм ХХ века сам по себе являлся продуктом западной культуры). Для них Россия была не более чем отсталой страной, волею судеб ставшей плацдармом для утопического эксперимента.
Культурный погром, учиненный большевиками, воспринимался ими как «зачистка» негодной, отсталой культуры для строительства «прогрессивного» общества нового типа. Впоследствии, правда, советское руководство осознало необходимость укоренения большевизма в местной культурной традиции, частичная «реабилитация» которой начинается с середины 1930-х годов.
После Великой Отечественной войны советский патриотизм окончательно срастается с традиционной русской идентичностью, а СССР по факту осознается как продолжатель русской цивилизационной традиции.
Однако крах советского проекта запустил новую волну разрушительного самоотрицания, с которой русская цивилизация не справилась и по сей день.
Россия и славянство
Славяне — исторически поздние народы, — на заре своего развития оказавшиеся в сфере перемежающегося воздействия двух близкородственных и в то же время конкурентных цивилизационных центров: латинского (трансформировавшегося в этническом плане в романо-германский) и греческого.
Из славянских народов только русским удалось создать собственную цивилизацию и вырваться из состояния цивилизационной периферии. Для прочих славянских народов характерна модель периферийного, межцивилизационного, лимитрофного развития.
Если в Средние века это лимитрофное положение описывалось формулой «между Римом и Царьградом», то в Новое время — «между Россией и Европой».
В ходе своего цивилизационного строительства Россия пыталась задействовать славянский фактор и втянуть славян в сферу своего притяжения, тем самым расширив свой геополитический ареал за счет населенных близкородственными народами территорий с относительно благоприятными природными условиями.
В первую очередь, это касалось православных славян, с которыми Россию связывало не только этническое родство, но и культурно-религиозная общность. Но и для славян западной традиции ориентация на Россию оказывалась привлекательной, поскольку в контексте западной, преимущественно романо-германской, цивилизации, они сталкивались с проблемой периферийности, угнетенности и униженности, маркером чего и была славянская этничность. Россия же предлагала модель цивилизации, где славянство превращалось в определяющий фактор, становилось маркером социальной и политической престижности. Вот почему XIX век становится временем расцвета панславизма, а Россия активно использует национально-освободительную борьбу славян против своих основных геополитических конкурентов — Османской и Австрийской империй.
Однако реализации идеи панславянской цивилизации под эгидой России препятствовал ряд факторов. В первую очередь, это противодействие геополитических конкурентов России. Консолидация Россией славянского мира привела бы к созданию геополитически целостного пространства от Тихого океана до Балтики и Средиземноморья, ресурсный и человеческий потенциал которого работал бы исключительно на местные интересы. Очевидно, что такой сценарий шел вразрез с интересами ведущих западных игроков, которым было выгодно максимальное разобщение славянского мира и направление его ресурсов и потенциала на службу западным интересам.
Поэтому игра на внутриславянских противоречиях, раскол славян, их ментальная и геополитическая переориентация на Запад были основой стратегии как западноевропейских держав (в первую очередь, Германии, непосредственно граничащей со славянским миром и имеющей здесь постоянные интересы), так и США, занявших место мирового гегемона со второй половины ХХ века и до наших дней.
Успеху этой линии немало способствовала и внутренняя слабость России как цивилизационного центра. Как уже отмечалась, Россия представляет собой контекстно связанную цивилизацию, которая сама испытывает постоянное возмущающее воздействие цивилизационной «гравитации» Запада, не позволяющей российской идентичности оформиться и принять завершенные формы. Следствием этого является постоянное колебание России между «особым путём», то есть развитием в качестве самостоятельного геополитического и цивилизационного центра, и западническим комплексом неполноценности, видящем в России лишь периферийную и наиболее отсталую часть «цивилизованного» западного мира.
Понятно, что такая структура мировоззрения крайне не благоприятствовала удержанию на цивилизационной орбите России лимитрофных славянских народов. Славяне, как пограничные народы, естественно колебались между Россией и Западом как альтернативными центрами притяжения. Уже в XIX веке, в эпоху расцвета панславизма, в славянском мире набирают силу и противоположные — прозападные и русофобские — тенденции. Слабость России как цивилизационного центра способствовала тому, что в ХХ веке эти тенденции возобладали окончательно, привязав большинство славянских народов к западному миру в качестве его восточной периферии.