Алекс стоял внутри большого крытого базара, который гудел как улей. Везде шла бойкая торговля: апельсины, мандарины, изюм, каштаны, орехи грецкие и лесные, чурчхела, куры, яйца, крупы. Все и всем можно было купить на этом чудном базаре. Справа от него стояла первая бабка из тех, кого он знал визуально и у кого всегда покупал пакеты, когда возвращался из очередной поездки и с полными карманами денег заезжал сюда затариваться.

– Доброе утро, теть Валя! – бодро и громко сказал Алекс, приближаясь к ней.

– О-о, пришел за новогодними покупками? Давай-давай, молодец! Сколько тебе пакетов – пять или десять? Не-ет, десять за один раз не донесешь, давай пока четыре я тебе отдам, – хитро прищуриваясь, выдала добродушная женщина.

– Да нет, теть Валь, я на этот раз без денег. Я тут сетки привез с Украины и дуршлаги – не хочешь купить у меня? По дешевке отдам. Посмотри, какие сеточки классные: коричневые и темно-синие. Прикинь, сколько сюда влезет, да и руку не будет резать, как кромка от пакетов, да и многоразовые они. Купи, а? Потом продашь. Вот смотри, у тебя пакет стоит сто рублей, но он не вечный: один раз привез продукты домой, и все. А тут – сеточка, вечная! Да у тебя очередь будет стоять на эти сетки.

– Ага, очередь. Ты что, сыночек, какая очередь? Нет денег у народа. Все, нету! Да и людям пакеты нужнее. Сейчас пакеты в тренде… – Слово «в тренде» прозвучало неестественно и креативно в устах бабы Вали. – Сынок, пакеты и то плохо продаются. Если сильно хочешь, оставь мне пять сеточек и скажи, почем продавать, потом подойдешь, и пополам поделим выручку. Нормально?

– Да нет, некогда мне ждать продаж, давай я подешевле тебе все отдам, ты мне заплатишь, и я пойду делать покупки. Новый год же скоро, к матери собрался.

– Да нет у меня своих денег, сыночек, все люди мне под реализацию отдают товар. И места для твоих баулов нет у меня. Ты же видишь мои условия.

– Ладно, понял. А вот дуршлаги-то, наверное, ты купишь у меня, – и Александр достал из сумки две штуки и протянул ей.

– Опять ты о своем, дорогой мой. Только из уважения к тебе, как к постоянному и щедрому покупателю, могу взять эти две штуки. Продам – еще возьму. Почем ты их отдавать-то собирался? – спросила она, перехватив у Александра в свои руки дуршлаги и рассматривая их.

– Не-е, теть Валь, я только за наличку отдам. Бери по сто рублей за сеточку и по двести за дуршлаг.

– Хорошего ты мнения обо мне, сыночек. Но нет у меня таких денег, нет. Не трать время ни свое, ни мое. Во-он на том конце рынка стоит баба Зина. Точнее, Зинаида Дмитриевна – на минуточку, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории КПСС, из университета. Сходи к ней, она побогаче меня, да у нее и свой столик имеется, она может взять побольше. Привет от меня передай, а я уж ей сигнал подам, когда посмотрит в мою сторону, что с тобой можно дело иметь. Может, и уговоришь ее. Умеешь ты мотивировать людей, – кокетливо улыбнулась баба Валя, и Алекс пошел от нее прочь, понимая, что бессмысленно тянуть время, и понимая, что есть новая цель.

Алекс шел мимо прилавков, крутя в голове первичную информацию: кафедра истории КПСС, доцент, кандидат наук – и базар? Да, это известный парадокс девяностых, когда его величество рынок мощно ворвался в советскую размеренную жизнь. Когда летели устои и принципы, когда профессор с кафедры научного атеизма переквалифицировался и начинал читать лекции по предмету «История религии», когда некоторые заведующие лабораториями становились олигархами и президентами огромных корпораций, а некоторые профессора становились бомжами. Все тогда перемешалось.

Алекс шел и мысленно перебирал все болевые точки доцента, на которые он может надавить. Интерес – не личностный, Александровский, а ее – Зинаиды-Дмитриевский. Купи по сто и продай по двести. Это хорошо. Купи по двести и продашь за четыреста. Еще лучше. И совсем беспроигрышное – проклятый Горбачев, который разнес на кусочки огромную нашу Родину – СССР. Такая примерная концепция вырисовывалась в голове у Алекса. С ней он и подошел к Зинаиде.