Анне не спалось. Несмотря на усталость и боль, которые грызли её изнутри, подобно самой страшной болезни, она с трудом уснула и лежала в полудрёме, поднимая голову каждые несколько минут, проверяя, не взошло ли солнце. Но за окном была всё та же неизменная всеобъемлющая тьма, в которой мерк всякий свет. Казалось, стоит Аннабелль уснуть, и тьма поглотит и её. Что-то тлело в её душе, обжигая девушку последними вспышками выгорающего огня, слабого, но тем не менее разрушительного.

Анна резко села, как только дверь в её спальню открылась. На прикроватном столике появилась записка. Девушка тут же схватила её, сердце забилось быстрее от необъяснимого ужаса. Она не знала, что написано на куске холста, и не знала, что именно она хотела бы прочесть на нём. Безумный страх смешался с надеждой, Анна пробежала глазами по неровным буквам.

«Вы можете уехать сразу, как только будете готовы».

Она шумно втянула воздух, вспоминая, как нужно дышать. В следующую секунду она сорвалась со своего места и бросилась на поиск Клода с одним вопросом: «Что это значит?». Она прекрасно знала ответ и всё же хотела услышать его, а ещё больше ей хотелось знать, видеть, что Клод здесь и ещё не успел куда-либо исчезнуть. Она хотела объясниться и была готова оправдываться, она ещё не знала за что, но чувство вины на несколько секунд вытеснило все остальные. Хозяина замка нигде не было. Как бы Аннабелль его ни звала, он не появлялся. Она искала его всюду, даже поднялась в башню, где он жил, как пленник, но его дверь оказалась заперта. Спускаясь, она увидела его, прогуливающимся по саду: он то исчезал в тумане, то появлялся вновь, как призрак в своём чёрном капюшоне. Анна бросилась вниз по лестнице, стуча в окна, безуспешно пытаясь окликнуть его — он не останавливался и продолжал одному ему известный путь. Через несколько минут Аннабелль оказалась в саду и искала его среди обрывков растопленного солнцем тумана. Она вновь позвала его. Тишина.

Он не хотел её видеть — так она подумала и лишь посмеялась над своей наивностью. Конечно, разве можно было ожидать меньшего? Все эти невысказанные слова и общие истории, много мелочей, связавших их тонкими нитями; Анна готова была ненавидеть себя. Вдруг Клод появился прямо перед ней, огляделся по сторонам и снял капюшон. На его лице появилась вымученная улыбка, настолько усталая и тусклая, что казалось, будто Клоду невыносимо тяжело удерживать такое выражение лица. Аннабелль замерла, не зная, что сказать. Ей не хотелось ранить его ещё больше.

— Я только хотела сказать… — она перевела дыхание, первые слова стоили титанических усилий, — что вернусь, как только вылечу их мать. Это не займёт больше месяца. Вряд ли что-то случится за это время, так? Потом я вернусь и останусь здесь, если будет угодно.

— Хорошо, — тихо, сдавленным шепотом произнёс хозяин замка, снисходительно усмехнувшись. — Но не больше месяца. Толпа сойдёт с ума от твоего исчезновения, а объясняться должен буду я.

Это было совершенно не то, что они хотели бы сказать или услышать. Но одновременно с этим хозяин замка не понимал, чему бы он радовался больше: тому, что она разделит с ним его участь, или тому, что она предпочтёт использовать возможность покинуть этот замок навсегда? Но нет, она назвала точное время, спустя которое должна вернуться. Конечно, Аннабелль хотела как лучше, милосердно и безболезненно обнадёжить его, не представляя, что теперь он будет отсчитывать дни, часы, минуты, теряя надежду и горько смеясь над собственной слабостью.

— Всё уже готово к вашему отъезду, — произнёс он так, словно огласил приговор.

Аннабелль дождалась пробуждения детей и с умело разыгранной, почти неподдельной радостью сообщила им, что отвезёт их домой. Весёлый тон вызвал оживление на лицах брата и сестры, померкшее почти в ту же секунду, его место заняло по-взрослому серьёзное выражение.

— Мы не вернёмся, — уверенно сказал Жак. — Мы ещё не нашли то, что искали.

— Вообще-то нашли, — улыбнулась Анна. В этот раз она смогла полностью продумать роль волшебной обитательницы замка и примерно знала, что должна говорить. Оставалось только надеяться, что вера в чудеса ещё не успела полностью исчезнуть из этих не по годам взрослых сердец. — Вы ведь меня искали. Я подумала и решила, что могу помочь вам.

В глазах Элены загорелась надежда и совершенный восторг. Жак только нахмурился и смерил Аннабелль недоверчивым взглядом. Он будто без слов говорил: «Откуда нам знать, что это правда?». Девушка протянула им руки, готовая уже сейчас вести их к осёдланным коням, но, уловив взгляд Жака, подумала и сказала:

— Колдовать, я слышала, сейчас небезопасно, но я думаю, что смогу помочь вашей матери старыми людскими способами: снадобьями, лекарствами, мазями.

Выражение на лице мальчика изменилось, сделалось терпеливее, он всё ещё недолюбливал Аннабелль, но этот ответ в некоторой степени удовлетворил его. Он согласно кивнул, без слов принимая её помощь. Элена вопросительно посмотрела на брата, точно прося разрешения, и, получив в ответ короткий кивок, подбежала к Анне и крепко обняла девушку, повиснув на украшенном цветами подоле. Девушка отвела детей в одну из столовых, где был накрыт завтрак для них, и ушла в свою комнату, чтобы собрать все вещи, которые могли пригодиться. Их было немного: совсем чуть-чуть лекарств, оставшихся после выздоровления Клода, справочник по простым болезням, на полях которого её рукой были сделаны пометки. Среди засохших листьев, обрывков верёвки и тихо звеневших баночек нашлось аккуратно сложенное дорожное платье, казавшееся слишком тёмным и блеклым в сравнении со всем, что было, в замке. И всё же, вновь надев его, Анна почувствовала себя спокойнее, защищённой от лоска и блеска паутины дворцовой жизни. Из зеркала на неё смотрела та девушка, что ранней весной случайно оказалась в стенах замка. Только вот что-то в ней изменилось — хитрая улыбка человека, который всегда найдёт себе приключение, намертво застыла в уголках рта. К тому же Анна всё ещё испытывала вину перед Клодом и детьми и это чувство давило на неё, придавая девушке куда более усталый и потрёпанный вид. Она отвела взгляд от зеркала и уже готова была взвалить на спину походный мешок, как вдруг заметила стопку книг, стоявшую на её столе. Это были справочники по медицине, аккуратно перевязанные тонкой верёвочкой. На верху стопки лежала записка с единственной надписью: «на память». Анна долго колебалась, но всё-таки взяла предложенные фолианты и аккуратно убрала их в мешок. Она на прощанье обвела взглядом комнату, словно в первый раз, отмечая мелочи, на которые раньше не обращала внимания: плющ, захвативший балкон и подоконники, картинки, изображавшие птиц и розы, украшавшие стены и столики

— Анна не замечала их, когда всюду были книги.

У детей с собой ничего не было, а брать что-либо из замка они отказывались. Их появление крайне взволновало обитателей замка, слуги разнесли весть о детях с умопомрачительной скоростью и все стремились узнать, кто же такие новые гости. За ночь под дверью Аннабелль скопилось несколько десятков записок, а Иветта, пользуясь правами родственницы, стояла под дверью и упрашивала отвести её к детям. Анна с неожиданно появившимся хладнокровием игнорировала родственницу до тех пор, пока всеми уважаемой мадам не надоело ломать комедию. Потере её интереса поспособствовал и вовремя подошедший Ювер.

— Что это Вы здесь делаете? — поинтересовался он с нескрываемой иронией, демонстрируя, что независимо от ответа дамы у него наготове куда более едкая реплика.

— Неужели не видите, что я разговариваю с племянницей? — спросила она, разделяя слова напряжёнными паузами.

— Прошу простить мне мою бестактность, конечно, возобновляйте свой оживлённый диалог, — произнёс Ювер, но даже не подумал о том, чтобы сдвинуться с места. Иветта смерила его гневным взглядом, давая понять, что ему пора уже покинуть коридор, но мужчина оставил этот знак без внимания. Обычно острый язык и актёрские способности вдруг изменили мадам и единственным, что она могла сделать, было постучать в дверь. Сначала осторожно, потом настойчиво, но не без изящества. Ювер едва сдерживал смех, а Аннабелль с другой стороны начала внимательнее прислушиваться, готовая в любой момент выйти в коридор.