В соседнем американском городке, в двадцати милях от нас, были размещены части Национальной гвардии, и каждый день они стягивали туда все больше и больше сил, чтобы в случае необходимости они легко могли убить пять тысяч человек.
Но как только им удалось выманить меня из коммуны, все стало проще для них.
Без всякого ордера они арестовали меня и пятерых саньясинов, которые были со мной. Это было абсолютно незаконно. Они не могли даже привести причину, по которой нас арестовали, целых три дня в суде они не могли доказать необходимость моего ареста. Тем не менее меня не отпустили под залог.
Таковы факты и цифры. Правительство оказывало давление на мирового судью: «Если вы хотите стать федеральным судьей, не отпускайте этого человека под залог». Так что всех пятерых саньясинов отпустили под залог, только я остался под арестом.
И в суде прокурор, представлявший интересы правительства, сказал: «Мы не можем доказать выдвинутые против него обвинения, но правительство требует, чтобы его не отпускали под залог, так как этот человек очень умен и у него много друзей». Впервые я услышал, что быть умным – преступление.
Я никогда не думал, что этого достаточно, чтобы быть преступником; если этого достаточно, чтобы быть преступником, то Иисус Христос – самый большой преступник в мире, ведь половина людей на земле – христиане. И еще прокурор сказал, что у меня столько денег, что я могу пожертвовать залогом, – даже если это будет залог в десять миллионов долларов, я могу позволить себе потерять их.
И это показывает всю их ничтожность и слабость… Величайшая держава в мире – со всей своей армией, со всем своим ядерным оружием, со всей своей полицией – не может воспрепятствовать человеку пересечь страну… Тогда вся их власть бессильна.
Но истинная причина состояла в том, что женщину-судью не интересовало ничего, кроме того, что она хотела стать федеральным судьей.
Даже тюремный надзиратель не думал, что я вернусь в тюрьму. Он считал, что для этого нет никаких оснований: «У них нет ордера на арест, у них нет никаких доказательств, вас освободят». Он захватил с собой мои вещи и сказал: «Я могу освободить вас прямо у здания суда, нет необходимости возвращаться в тюрьму».
Когда ему пришлось везти меня назад в тюрьму, он был очень раздражен. Он сказал: «За всю мою жизнь я не видел такой несправедливости. За три дня судебного разбирательства прокурор ничего не смог доказать – и он признает, что ничего не может доказать. Тем не менее правительство хочет…»
А что такое правительство? В этом деле правительство было всего лишь одной из сторон.
И, действуя против одного человека, правительство оказывает давление на судью – подкупает, шантажирует…
Тюремный надзиратель сказал мне: «Все дело в том, что этой женщине пообещали, что, если она освободит вас под залог, – а вы имеете на это право, – ее не назначат федеральным судьей. А она хочет стать федеральным судьей».
И через три дня она стала федеральным судьей.
Этим журналистам следует думать не только о тех, кто обладает властью, но и о тех, у кого власти нет, – они должны защищать людей от несправедливости.
Против меня были выдвинуты обвинения в совершении ста тридцати шести преступлений – против человека, который не выходил из дома. Я три с половиной года не выходил из дома, даже в сад; как я мог умудриться совершить сто тридцать шесть преступлений? Но представители правительства сказали моим адвокатам: «Если вы не признаете хотя бы два преступления, тогда жизнь Ошо будет в опасности. – Это был последний шантаж. – Если вы хотите подвергнуть его жизнь опасности, вы можете начинать процесс. Лучше согласитесь и убедите Ошо признать обвинения по двум пунктам». Им это было нужно, чтобы показать всем, что они были правы: раз я признал себя виновным, значит, я совершил эти преступления. И они угрожали: «Если вы не согласитесь, тогда ему будет отказано в праве освобождения под залог, и процесс может продолжаться десять или двадцать лет – правительства в силах это сделать. И жизнь Ошо будет находиться в опасности. Так что, если вы хотите спасти его, то попытайтесь убедить его признать себя виновным».
Мои адвокаты пришли ко мне со слезами на глазах, они сказали: «Мы никогда не сталкивались с таким шантажом – и шантажом занимается правительство, оно недвусмысленно угрожает. Поэтому тебе нужно признать обвинения по двум пунктам. И они не хотят, чтобы ты оставался в Америке и пятнадцати минут. Признай обвинения по двум пунктам, и твой самолет будет ждать тебя в аэропорту, ты сразу же улетишь из Америки, и в течение пяти лет ты не сможешь вернуться сюда». Сначала я хотел отказаться.
Но я посмотрел на своих поверенных, я вспомнил о моих саньясинах во всем мире…
А я уже слышал, что некоторые саньясины отказались даже принимать пищу. Те двенадцать дней, что я был в тюрьме, некоторые саньясины вообще не ели, они объявили голодовку.
Я не жесткий человек. И я также не серьезный человек.