Второй вопрос:
С самого раннего детства каждого человека осуждают.
Все, что он делает сам по себе, по своему собственному желанию, оказывается неприемлемым. У людей, у толпы, в которой ребенок вынужден расти, есть свои собственные идеи и идеалы. Ребенку приходится приспосабливаться к этим идеям и идеалам. Ребенок беспомощен.
Задумывались ли вы когда-нибудь о том, что человеческое дитя – самый беспомощный детеныш во всем животном мире? Все животные могут выжить без поддержки родителей и окружения, но человеческое дитя выжить не может, оно сразу же погибнет. Оно самое беспомощное существо в мире – такое беззащитное перед смертью, такое нежное.
Естественно, те, у кого сила, могут вылепить из ребенка все что угодно.
Поэтому каждый
Каждый человек находится в состоянии шизофрении. Ему никогда не позволяли быть самим собой, его заставляли быть кем-то другим, так что его натура не позволяет ему быть счастливым.
И когда ребенок вырастает и становится на собственные ноги, он начинает претендовать на то, что не является частью его существа, но что он хотел бы иметь в себе. В этом безумном мире он оказывается сбитым с толку. Из него делают кого-то другого, он не таков. И он знает это. Каждый это знает – его заставили стать врачом, инженером, политиком, преступником, нищим.
Вокруг много разных сил.
В Бомбее есть люди, чей бизнес заключается в том, что они похищают детей, делают из них калек, слепых, хромых и заставляют их просить милостыню и каждый вечер приносить все деньги, которые они собрали. Да, им дают еду, дают кров. Но к ним относятся как к товару, а не как к человеческим существам. Это – крайний случай, но то же самое происходит с каждым, в большей или в меньшей степени. Никто не чувствует себя легко и непринужденно с самим собой.
Я слышал об одном великом хирурге, которого провожали на пенсию; он был очень известным. Собрались все его студенты и коллеги – танцевали, пели и пили, а он с печальным видом стоял в темном углу.
Один из его друзей подошел к нему и спросил:
– Что с тобой? Мы веселимся, а ты стоишь здесь такой грустный – тебе не хочется уходить на пенсию? Тебе уже семьдесят пять лет, ты должен был уйти на пенсию пятнадцать лет назад. Но ты такой великий хирург, что даже сейчас, когда тебе семьдесят пять, никто не может сравниться с тобой. Так что выходи на пенсию и отдыхай!
Он сказал:
– Именно об этом я и думал. Мне грустно от того, что мои родители заставили меня стать хирургом. Я хотел быть певцом, я так любил петь. Даже если бы я стал просто уличным певцом, я бы, по крайней мере, нашел себя. Сейчас я всемирно известный хирург, но я не нашел себя. Когда люди хвалят меня как хирурга, я слушаю так, как будто они хвалят кого-то другого. Я получал награды, ученые степени, но ничто не вызывало радости в моем сердце – потому что это не затрагивало меня. То, что я был всю жизнь хирургом, убило меня, уничтожило меня. Я хотел просто играть на флейте, даже если мне пришлось бы просить милостыню на улицах. Но я был бы счастлив.
В этом мире есть только одно счастье – быть самим собой.
И поскольку никто не является собой, каждый пытается как-то скрыть это – отсюда маски, притворство, лицемерие. Люди стыдятся того, кем они являются.
Мы сделали из мира рыночную площадь, а не прекрасный сад, где каждому дозволено быть тем цветком, которым он является. Мы же заставляем ноготки быть розами – как ноготки могут стать розами? Эти розы будут искусственными, и в глубине сердца ноготки будут плакать и испытывать стыд: «Мы оказались недостаточно отважными, чтобы восстать против толпы. Она заставила нас стать искусственными цветами, но мы родились настоящими цветами, в которых текут наши соки, – но мы не можем проявить себя как настоящие цветы».