По-видимому, фатические формулы в общении исторически обусловлены необходимостью двух сторон продемонстрировать свои искренние либо имитируемые добрые намерения друг другу.
Рассматривая языковую личность в поведенческом аспекте, нельзя оставить в стороне проблему типов общения. В этой связи заслуживает внимания фундаментальное исследование Л.П.Семененко (1996), посвященное монологу как типу общения. Отождествив диалогичность и адресованность, лингвисты оказались в сложном положении. С одной стороны, авторитет М.М.Бахтина и глубокая аргументированность позиций этого великого ученого убедили филологов в диалогичности общения, в диалоге как прототипной форме общения. С другой стороны, в работах исследователей фигурируют как однородные образования такие понятия, как “диалог”, “монолог”, “полилог” и даже “плеолог”, т.е. речь, адресованная более чем одной аудитории — из плеолога выросла литература, как пишет О.Розеншток-Хюсси (1994). Взяв на себя задачу осмыслить специфику монолога как типа общения, Л.П.Семененко выполнил комплексное исследование языковой деятельности. Автору удалось доказать, что монолог является особым типом общения, а не редуцированной формой диалога, установить и охарактеризовать параметры монологического общения, определить принцип монологической кооперации и обосновать постулаты монологического общения, предложить новую формальную модель описания общения. Автор отстаивает бицентричную концепцию языковой деятельности, принимая в качестве основного отличия монолога от диалога признак коммуникативного равенства / неравенства участников общения. При этом участники общения трактуются достаточно широко, исследователь рассматривает в качестве таковых, в частности, носителя языка и язык как своеобразный монологический текст. Тем самым дается новое оригинальное освещение весьма сложной проблемы языковой относительности. Монологичность языка как коллективного текста объясняет те трудности, которые испытывает каждый пишущий, стремясь выразить индивидуальный смысл, особенно в таких видах дискурса, как философский, религиозный и художественный.
Развивая прагмалингвистическую концепцию коммуникативного акта, Л.П.Семененко определяет монологические характеристики компонентов этого акта. Так, применительно к коммуникантам существенным оказывается признак коммуникативного амплуа участников общения: выделяются субъект диалогического взаимодействия, субъект и объект монологического воздействия. Рассматривая коммуникативный текст, автор разграничивает реплики диалога и реакции монолога. Заслуживают внимания и размышления автора о различии между диалогическим “активно ответным” пониманием и монологическим “благоговейным приятием”. Представляется весьма перспективным для социо-и прагмалингвистических исследований обоснованное в работе понятие механизмов социальной адаптации как компонентов коммуникативной системы. В книге предлагается и обосновывается понятие коммуникативного дискомфорта. Автор доказывает, что дискомфорт в общении не всегда связан с коммуникативной неудачей. Анализируются коммуникативные стратегии в ситуации дискомфорта — попытки исправить ситуацию, приспособиться к ней либо прекратить свое участие в таком общении.
Как известно, центральную часть прагмалингвистики составляют теории принципов общения и речевых актов. Л.П.Семененко проводит детальный анализ этих теорий с позиций монологического общения и предлагает новое понимание принципа кооперации: на каждой стадии общения коммуникативный вклад участника общения должен соответствовать принятым целям общения и его общему направлению. В таком прочтении принцип кооперации, по П.Грайсу, выступает в качестве частного диалогического принципа, наряду с которым постулируется частный монологический принцип кооперации: один из участников общения полностью владеет коммуникативной инициативой, другой участник общения коммуникативно несвободен, и его поведение полностью зависит от коммуникативной инициативы партнера. Соглашаясь по многим позициям с автором, я бы все же не стал смешивать ситуативное неравенство с монологичностью. Как быть в таком случае с просьбой или извинением? Ведь в случае просьбы участники общения ситуативно не являются равными, при этом коммуникативная инициатива — у просящего, вместе с тем перед нами — не монолог, поскольку адресат дает не реакцию благоговейного приятия, а реальную реплику. Думается, что более точным обозначением того, о чем идет речь, было бы понятие не коммуникативной инициативы, а коммуникативного контроля. Здесь же замечу, что высокая степень коммуникативного контроля (в частности, чтение речи по бумажке) может быть обусловлена не только стремлением элиминировать незапланированные сообщения, но и этикетными моментами: вспомним, что президент де Голль во время официальных церемоний дипломатического характера доставал из кармана чистый листок бумаги и якобы читал подготовленный текст, поскольку импровизация могла бы быть воспринята как знак недостаточного уважения к официальной ситуации. Вместе с тем я полностью разделяю мнение Л.П.Семененко о высокой степени конвенциональности монологического общения. Это, действительно, общение масок, а не людей, если принять в качестве прототипных видов такого общения политический и религиозный дискурс.
В книге подробно характеризуются иллокутивные типы монологических высказываний. Опираясь на типологию речевых актов Дж.Серля, автор подвергает ревизии эти речевые действия и делает обоснованный вывод, что только декларации и жесткие директивы в какой-то мере подготовлены к использованию в монологе. Нельзя не согласиться с тезисом о том, что монологические иллокуции репрессивны, они подавляют коммуникативную инициативу адресата. Правда, положение несколько изменится, если мы допустим, что объект монологического воздействия в своей реакции “благоговейного приятия” может быть ироничен. Иначе говоря, косвенные речевые акты (иллокутивные метафоры) могут в известной мере модифицировать тональность общения. Но здесь я должен согласиться с Л.П.Семененко, доказывающим, что монологический субъект стремится получить полный контроль над объектом и, будучи в реальном воплощении авторитарной личностью либо организацией, не допустит понижения своего статуса вследствие иронии со стороны объекта. Объект может спасти свое лицо, пользуясь либо очень тонкой иронией, либо другими стратегиями вуалирования (в терминологии П.Браун и С.Левинсона).
Прагмалингвистические характеристики общения нельзя осветить, не обратившись к рассмотрению манипуляций, поскольку этот вид воздействия представляет собой «двойную игру», два сценария поведения, которые различаются по основной интенции отправителя речи: на поверхностном уровне манипулирующий пытается убедить манипулируемого в своем добром отношении к нему, в то время как на самом деле манипулирующий преследует свои сугубо корыстные цели, раскрытие которых поставило бы его перед адресатом в невыгодном свете. Не всякая двойная игра есть манипуляция. Можно выделить два типа расхождений между внешним и внутренним отношением отправителя речи к адресату:
1) внешнее положительное и внутреннее отрицательное – различные виды манипуляций, обман, лесть, подхалимаж, ирония;
2) внешнее отрицательное и внутреннее положительное – игра, шутки, вынужденная демонстрация отрицательного отношения в силу корпоративной дисциплины или других обстоятельств. Манипуляции уделяется значительно больше внимания в лингвистических и психологических исследованиях, поскольку ее результаты, к сожалению, более значимы для общения, чем последствия розыгрышей.
Манипуляции — различного рода уловки в дискурсе, имеющие целью обманным путем убедить адресата встать на позиции отправителя речи несмотря на несостоятельность фактического и/или логического обоснования вопроса. Манипуляция является одним из способов намеренного воздействия на адресата и противопоставляется воздействию посредством аргументации, посредством авторитета и посредством физической и психической силы (Kramarae et al., 1984, p.110). Специфика манипуляции состоит в том, что этот прием воздействия относится к средствам принципиально косвенного общения: если говорящий скажет, что его сообщение имеет манипулятивную цель, то произойдет "иллокутивное самоубийство", коммуникация примет несерьезный характер. Субститутивный характер манипуляции является ее неотъемлемой характеристикой и позволяет установить три основных ее вида: псевдоаргументацию, имитацию авторитетности и имитацию силы.
В научной литературе псевдоаргументация является наиболее изученной с психологической точки зрения (Карнеги, 1989; Доценко, 1997; Панкратов, 2000). Логики интересуются ошибками в аргументации (как намеренными, так и ненамеренными), сюда относятся известные апории и софизмы (например: "Лжет ли человек, который говорит, что он лжет?"), нарушения в построении умозаключений (ложное основание, предвосхищение основания, порочный круг в доказательстве, подмена тезиса, чрезмерное доказательство, несоответствие аргументов тезису, аргументация к человеку вместо обоснования тезиса, аргументация к публике, поспешное обобщение, смешение причинной связи с простой последовательностью во времени, учетверение терминов и др.) (Кондаков, 1976; Еемерен, Гроотендорст, 1992; Walton, 1998). В лингвистическом плане предложена семиотическая классификация псевдоаргументов (собственно языковые, логико-синтаксические, референциальные и дискурсивные несоответствия) (Сентенберг, Карасик, 1993).
В учебниках по риторике приводятся весьма разнородные ошибки в суждениях, используемые с манипулятивной целью. Например, в едином списке фигурируют бездоказательные утверждения (
В.Н.Панкратов выделяет три типа уловок-манипуляций: организационно-процедурные, психологические и логические. К первым относятся, в частности, "Предоставление материалов лишь накануне", "Недопущение повторного обсуждения", "Выборочная лояльность в соблюдении регламента", "Приостановка обсуждения на желаемом варианте", ко вторым — "Раздражение оппонента", "Использование непонятных слов и терминов", "Ошарашивание темпом обсуждения", "Перевод спора в сферу домыслов", "Чтение мыслей на подозрение", "Суждение типа "Это банально!", "Демонстрация обиды", "Мнимая невнимательность", "Навешивание ярлыков", к третьим — "Неопределенность тезиса", "Порочный круг в доказательстве", "Неполное опровержение", "Неправомерные аналогии" и др. (Панкратов, 2000, с.14–29).
В.П.Шейнов выделяет "позволительные" и "непозволительные" уловки, к первым относятся оттягивание возражения в устном споре, "напирание" (т.е. последовательная методичная разработка слабого аргумента противника), приведение аргументов вразброс, противоречащая мысль (подмена тезиса на противоположный), ко вторым — срыв общения, довод к силе, "чтение в сердце", инсинуации (дискредитация оппонента). Отдельным пунктом перечисляются психологические уловки (степень их позволительности не комментируется): "Выведение из равновесия" (перепутать имя, выразительно повторить оговорку или речевой дефект оппонента, допустить пренебрежительное высказывание, сделать пренебрежительный жест, обыграть фамилию, возраст, внешность или другое неотъемлемое качество оппонента), "Пакостный метод" (например, конфиденциальное неприятное сообщение оппоненту перед началом спора или прямое оскорбление), "Отвлекающий маневр" (сообщение важной информации на фоне малозначимого, но ярко и эффектно поданного тезиса), "Внушение" (убежденный тон, уверенная манера речи и выражения лица), "Вдалбливание" (многократное повторение), "Аргументы к невежеству, состраданию, выгоде" и др. (Шейнов, 2000, с.361–388).
Приведенные способы манипуляции свидетельствуют о том, что уловки в дискурсе представляют собой совокупность разнородных приемов социально осуждаемого воздействия на адресата. Принципиально важным является вопрос о разграничении двух типов адресатов в манипулятивном дискурсе: адресата-оппонента и адресата-публики. В определенных ситуациях эти два типа адресатов могут нейтрализоваться. Например, если речь идет о торговле и продавец пытается убедить покупателя сделать покупку, мы сталкиваемся с рекламным дискурсом, в котором адресат соединяет в себе качества оппонента и публики, при этом оппонент должен превратиться в пропонента и сделать определенное действие — купить товар.
Существуют определенные типы дискурса, для которых манипуляции типичны в большей мере, чем для других типов дискурса. В политическом и рекламном общении манипуляция играет весьма существенную роль, и граждане воспринимают информацию в этих сферах коммуникации с большей степенью критичности. Представляет интерес разграничение видов манипулирования в политическом дискурсе в зависимости от характера информационных преобразований: референциальное манипулирование (фактологическое и фокусировочное) и аргументативное манипулирование (нарушение логики развития текста, уклонение от обязанности доказывания, маскировка логических ходов) (Шейгал, 2000, с.190–191).
В политическом дискурсе происходит противопоставление оппонента и публики, задача манипулятора состоит в том, чтобы одержать верх над оппонентом и завоевать симпатию публики. Как показывают исследования, аргументация в политическом дискурсе в значительной мере является манипулятивной и иррациональной (Кочкин, 2000). Исследования Р.Водак показывают, что адресаты с высоким образовательным статусом хотят и могут понимать юридические тексты и тексты радионовостей, переформулирование этих текстов с элементами упрощения ведет к их более полному пониманию для данной группы респондентов, в то время как недостаточно образованные адресаты воспринимают тексты небытового характера с малой степенью понимания, при этом переформулирование таких текстов практически не меняет степень понимания со стороны соответствующих адресатов (Водак, 1997, с.66–71).
Современные демократические институты выборной власти сориентированы на усредненного избирателя, который, как и положено наиболее слабому звену в цепи, характеризуется недостаточно высоким уровнем образования, отсутствием интереса к политической жизни и неумением воспринимать отвлеченную информацию. Таким образом, воздействие в различных видах институционального дискурса (включая манипулятивное воздействие) характеризуется различной степенью соотношения рациональной и иррациональной аргументации и различной степенью учета подготовленной и неподготовленной к воздействию публики.
В публикациях, посвященных ошибкам и манипуляциям в дискурсе, происходят переакцентировка и замещение предмета исследования: авторы обращают внимание на логические несоответствия в аргументации, в то время как многие адресаты, являющиеся потенциальными избирателями и покупателями, воспринимают текст обращенных к ним речей сугубо с позиций внешней оценки речевого поведения агента соответствующего дискурса: открытая улыбка, простительные человеческие слабости, естественная реакция человека могут вызвать симпатию публики, которая рассматривает состязательные выступления политиков в качестве театральных представлений и оценивает их по степени успешности зрелищного эффекта.
В политических интервью, как пишет А.-Х.Юкер, нормой стала агрессивность интервьюера, стратегии которого включают предложение адресату: