Эмили от удивления разинула рот. Появление здесь отца было чем-то из области фантастики. Она не могла вспомнить, когда в последний раз видела его где-то еще, кроме как на диване в их гостиной.

Увидев возле соседней кровати свободный стул, он подтащил его ближе и поставил с ней рядом. А затем, к ее великому изумлению, извлек из кармана пиджака коробочку шоколадного драже «Мальтизерс».

– В детстве ты их очень любила.

Эмили молча смотрела на него. Господи, что же ему ответить? Их общение всегда было немногословным. Обычно она спрашивала, не голоден ли он или не нужно ли ему что-нибудь купить в магазине. При этом понятия не имела, о чем он думает и что чувствует. Она не могла вспомнить ни одного мало-мальски осмысленного диалога между ними.

– Твоя мать была плохой матерью, раз так обращалась с тобой, но и я был плохим отцом, раз позволял ей это. Мы не очень-то образованные, Эмили. Ты всегда была слишком умной для нас. Мы не знали, как нам с тобой себя вести. Вот в чем беда. Зои была не такая, ты же знаешь. Она всегда была больше похожа на нас. И если б не ты, она скорее всего ничего не добилась бы в жизни.

Он посмотрел ей в глаза:

– Твоя мать ненавидела тебя. А все потому, что Зои любила тебя, как родную мать, и, насколько я помню, ты тоже переживала ее смерть, словно она была твоей дочерью.

Чувствуя, что вот-вот расплачется, Эмили закрыла рукой дрожащие губы.

– Больше не приходи к нам домой, девочка моя; не нужно помогать таким, как мы. Тебе больше не нужно этого делать.

Отец встал, наклонился к кровати и неуклюже похлопал ее по плечу. Затем повернулся, чтобы уйти.

– Папа!

Он посмотрел на нее, и на его усталом лице она увидела сходство с собой.

– Ты придешь меня навестить?

Он улыбнулся:

– Если б я знал, где ты живешь… – И медленно прошаркал к двери палаты.

Эмили проводила его взглядом. Человек, который всю жизнь был ее отцом, впервые заговорил с ней как с дочерью. Оказывается, она не одинока.

На садовой скамейке, поставив отекшие ноги на белые туфли без задников, с кружкой в руке сидела пожилая женщина. Рядом с ней стояли два чемодана, а на скамейке лежала тряпичная кукла. Женщина представилась как Мария Василе, но затем она поняла, что они с Джеральдин уже разговаривали по телефону. Ее первый вопрос был вполне предсказуем:

– Где Дэллоуэи?

Джеральдин просидела с ней более часа, подробно рассказывая о том, что произошло, и даже время от времени давала ей всплакнуть. Она осторожно допрашивала свою собеседницу, но та не сообщила ей что-то особо ценное, лишь то, что Дэллоуэи добрые люди и растили двоих детей – больного мальчика и девочку, которую она полюбила. Похоже, Мария была не в курсе, что происходило в комнате мальчика; туда пускали не всех. В ее обязанности входило присматривать за Изабель и помогать вести домашнее хозяйство. Джеральдин задумалась. Как ей сообщить своей собеседнице, что та напрасно проделала этот путь и что надежда вновь увидеть Изабель крайне маловероятна?

Кипевшая вокруг них деятельность говорила о том, что, помимо полиции, делами Дэллоуэев занимается кто-то еще. Какой-то мужчина загонял лошадь в фургон. Джеральдин помахала ему рукой, давая понять, что сейчас подойдет к нему. Марию она оставила сидеть на скамейке. Надо будет попросить констебля Робертса отвезти женщину в гостиницу или даже обратно в аэропорт и помочь ей взять обратный билет домой.