Глаза Ханны вспыхнули. — Это не смешно, — строго сказала она. — Проклятье Cruciatus — одно из трех непрощаемых проклятий. За употребление хоть раз такого проклятья ты окажешься в Азбакане.

— Не так, Ханна, — вздохнул Том. — Все не так. — Он лег. — Ты посидишь со мной здесь, прежде чем…?

— Конечно, — Ханна села рядом. — Чего ты хочешь?

Том вздохнул, проведя пальцем по фотографии. — Расскажи мне что — ни будь про маму, Ханна.

Ханна глубоко вздохнула, пытаясь вспомнить старшеклассницу, которая она знала. О Марии Саламейр можно рассказывать очень долго. Ханна начала говорить о том, как Том похож на мать. — У неё были такие же иссине — черные волосы, завивающиеся в мягкие кудри, высокие скулы и миндалевидные, бирюзовые глаза. Она пела, как соловей, а её чудный смех, как десятки колокольчиков… — шептала Ханна, держа руку на лбе Тома, — и чудесный характер. Она всегда была веселой и беззаботной. Кроме того времени, когда её отец Марволо скончался, она была точно ангел, печальный ангел.

Прошло полчаса. Том отвернулся, неудержимо мигая. Они оба вздрогнули от громких ударов в дверь. Том проследил за полетом вылетающей двери, за ней стоял Руперт Карней, его глаза излучали ненависть.

— Ридлл! — прорычал он, выплевывая слово также, как Том произносил — Карней. — Ты успокаиваешь мисс Хидди. — Мисс Хидди, ВЫ-НАЧНЕТЕ-КОГДА-НИБУДЬ-РАБОТАТЬ! — Ханна вновь начала прибираться, стараясь не подслушивать.

— Что касается тебя, Ридлл, — продолжил мистер Карней, — тебя ждут большие неприятности.

— Из-за пряток в шкафу? — невинно спросил Том. — Я не вижу в этом ничего страшного.

— Ты был там, где запрещено быть сиротам, особенно тебе, ты разбил очень дорогие рождественские украшения, ты подслушал чужой разговор, ты ничего не делал в это время. По этим причинам, или просто потому, что я не выношу тебя, у тебя, Ридлл, большие неприятности.

— Я не думаю, что ваши предпочтенья имеют отношение к правосудию, — сказал Том шепотом, а потом громче — Неужели, вы, мистер Карней, такой дурак, и думаете о себе так много? В таком темпе вы скоро подпишите соглашение с Адольфом Гитлером и вырежете всех голубоглазых мальчишек в Европе!?

Мистер Карней побледнел. — Да как ты смеешь, сукин сын! — он схватил Тома за руку. — Ты заплатишь за это!

Ханна делала вид, что не замечает происходящего, и с жалостью посмотрела на Тома. Его наказали бы, так или иначе, но после того его действительно ждут неприятности. Мистер Карней протащил Тома по лестнице и грубо втолкнул в маленькую комнатку, затем вышел. Том хорошо знал это место. Сироты называли эту комнату — комнатой вопящих. Том бывал здесь чаще других сирот и знал каждый дюйм стены. Это была маленькая комната с единственным окном, забитым решеткой. Всё что его окружало, состояло из старой пыльной кровати и многочисленные кроваво — красные пятна на полу, стене и даже потолке. Том сел на кровать и уставился в одну точку. Он слышал, как мистер Карней снова вошел в комнату, но не стал на него смотреть. Он глядел в сторону большого красного пятна и старался не думать, откуда оно здесь.

— Снимай верхнюю одежду, — пролаял мистер Карней. Том снял свитер и рубашку, всё ещё смотря на пятно. Его знобило от холода. Он слышал, как мистер Карней вытягивает пояс. Том продолжал смотреть перед собой. Пояс в руке мистера Карнея взвизгнул, рассекая воздух, и опустился на плечи Тома, ударив по лицу, а потом ещё раз, и ещё раз, и ещё, и ещё…

Том старался думать о чем-то другом. Он так старался не кричать, не выдать своей агонии, но с каждым разом сдерживаться становилось всё труднее и труднее.

— ЗА-ТО-ЧТО-ПОДЛСЛУШИВАЛ, — ревел Карней. Он наконец остановился, чтобы отдышаться.

— Ты не ревешь? — спросил он разочарованно. — Я сделаю так, что ты заплатишь, ты должен заплатить за то, что оскорбил меня, паршивец! — Пояс снова опустился на спину Тома, мало того, он бил концом с пряжкой. Так или иначе, пояс сделал своё дело, и Том не выдержал. Он кричал изо всех сил в надежде, что в соседних домах его услышат и вызовут полицию. Что — то внутри подсказывало, что мистер Карней не делал ничего противозаконного, но сейчас это было не важно, была только боль…

Он кричал так громко, но мистера Карнея это только забавляло. Он посмотрел на часы. Том плача упал на стеганое одеяло старой кровати.

— Только посмей оскорбить меня снова, — прорычал мистер Карней. — Только посмей…

Лицо Тома горело, правого плеча он не чувствовал, глаз дергался. Он прошипел что-то на непонятном языке, и Карней принял это за оскорбление.