Я молчу, опускаю голову. Что могу теперь, после того, как он купил меня по-настоящему? После того, как сама умоляла его об этом на коленях?

— Встань! — требует он, даже не зло, как мог бы, а скорее устало.

Пытаюсь выбраться.

Моя нелепая одежда вся измялась, от полосок остались отпечатки на теле.

Я босиком, поэтому ёжусь, ступая на ковёр. Он, конечно, пушистый. Но ворс жёсткий и неприятно щекочет ступни.

— Подойди!

Шатаясь, иду вперёд. Не возражаю. Не прошу.

У меня больше нет права ни на что. Я сама продала свои права.

— На колени!

Послушно опускаюсь возле его кресла. Задираю голову, смотрю на него. Его тонкие красивые пальцы обнимают мой подбородок, вздёргивают лицо ещё выше.

Теперь мы смотрим друг на друга. Пристально. Глаза в глаза.

В его — клубится мрак.

Он наклоняется и целует меня. Без страсти. Будто делает снисхождение. Словно ему неприятно.

Но поморщиться или отстраниться я не могу.

— Откуда ты знаешь Драгина? — вопрос застаёт врасплох, заставляет нервно сглотнуть. — Почему ты испугалась его?

Я не могу. Эта тайна слишком постыдна. Я привыкла прятать её глубоко вот уже несколько лет.

Если Эдик Милонов был моим кошмаром, но Всеволод Драгин — моим позором. Обжигающим. Клеймящим.

И тут — смею сопротивляться. Я могу отдать своему мужу всё, даже гордость. Но не хочу демонстрировать своё унижение, падение, отвратительную себя. Поэтому мотаю головой:

— Не спрашивай, — губы сохнут от одних только воспоминаний. — Не скажу.

Аристарх ехидно усмехается: